Семиречье в огне - Зеин Жунусбекович Шашкин
— Курыш, целы ли глаза? — Токаш прежде всего забеспокоился о глазах. Лучше уж умереть чем жить сле пым! Один глаз отек, не открывается.
— Зажмурь правый глаз! Теперь открой левый и смотри... Что видишь/
— Палец!
— О, видишь! — и Курышпай коротко рассказал.— Только я подъехал с конями к твоей квартире, вдруг вижу — Махмут. «Ой-бой, изверги избивают Токаша!»Я сразу же помчался сюда. Приезжаю, а толпа уже разошлась. Эти русские солдаты — патруль — освободили тебя...
— Кто избивал? Поймали?...
— Разбежались. Арестовали только троих. Попался Бупнашев, еще дунганин Яшайло... Ну, как чувствуешь себя?
— Эх! Левой рукой не пошевельнуть Неужели поломана?.. Так сильно болит, что душу выворачивает.
Стуча колесами, подъехала подвода.
— Везите в больницу! — Токаш услышал еще один знакомый голос, повернулся и узнал Юрьева.
Когда Юрьев вошел в палату, Токаш лежал с перевязанной рукой, весь забинтованный, открыты лишь губы— они улыбнулись — да блестел один глаз, очень черный рядом с белой повязкой. Протянув здоровую руку, он обхватил пальцы Петра и крепко сжал их.
— Ну, как? Ну, что?...— Юрьев был взволнован и не находил нужных слов.
Характер Токаша известен — он не любит, когда его жалеют. Но изуверство врага заставило содрогнуться Юрьева. Он был до того встревожен, что всю ночь не мог заснуть. Набросились, как волки... Если бы не наткнулся патруль, Токаша убили бы, а сами разбежались в разные стороны. Потом ищи... И пустили бы слух: «Озлобленный народ отомстил, вероотступник за все расплатился своей жизнью». И долго бы злорадствовали.
— В левом боку, видимо, перелом ребра. Не дает шевельнуться! — проговорил Токаш.
— Вчера на комитете состоялся разговор об этом событии. Выяснилось, что баи и аксакалы устроили свой суд, осудили заочно и учинили расправу. Следили за каждым твоим шагом и подкараулили одного в редакции...
— Знаю, чьих рук это дело... — сказал Токаш. — Стараются во что бы то ни стало не допустить моего выезда в аулы.
— Кто, думаешь, организовал?..
— Какенов.
Петр Алексеевич сам предполагал так. Однако Какенов не пойман на месте преступления, для привлечения к ответственности нужны свидетели, а те, задержанные, вряд ли выдадут... Расследование дела поручено Фаль- ковскому. Юрьев сейчас возглавляет административногражданский отдел исполкома, на это дело сам обратит внимание. Преступники будут пойманы.
— Петр Алексеевич, я завтра выеду в аулы! — вдруг заявил Токаш.
— Оставь пожалуйста! Куда ты поедешь в таком состоянии?
— Нет, поеду. Если врач не выпишет—-убегу!
— Лежи, лечись! Маленький, что ли, не понимаешь?..
— Не могу. Я рассчитаюсь с ними.
Юрьев всерьез встревожился. Действительно, Токаш может сбежать, и сгоряча перегнет там палку...
— Подумай, Токаш.
— Уже подумал! Баям пет пощады!..
Петр Алексеевич больше не возвращался к этой теме— бесполезно. И завел разговор о положении на фронте.
На реке Лепсы идут кровопролитные бои. От Емеле- ва получена телеграмма: вступил в единоборство с отрядом Анненкова. На северный участок каждый день отправляются коммунисты.
Вошел врач. Он напомнил Юрьеву, что время посещения больного кончилось.
Глава 18
Сят отдалился от общественной жизни и сидел дома. Читал религиозные описания «Сал-сал» и «Заркум», а когда надоедали книги, ухаживал за яблонями в своем небольшом саду, копался в земле.
Чего только Сят не видел в этой жизни? Приходилось бывать в Петрограде, и в Государственной Думе довелось слушать речь Бахитжана Каратаева... Защищал белого царя и сидел в тюрьме, потому что пошел против царя. Бог сжалился над Сятом, и исполнилось его желание — он дожил до того времени, когда двуглавый орел свалился с трона. В недалеком прошлом, держась за Временное правительство, был у власти... Все это оказалось грязью, налипшей на руки. Помыл их — нетало легче. Вот уже поседели волосы и приближается смерть, а что можно сказать о своей жизни? Жизнь — мучение, богатство — не вечно.
Опершись на лопату, Сят глядел в вырытую яму. Яма? Ведь казахи говорят: если копаешь для кого-то яму, то делай ее просторнее, потому что можешь попасть в нее сам Карден готовит яму для Токаша, это ясно. Хоть Сят и сидит дома, во он знает все. Слухи из города разными путями стекаются к Сяту.
Карден—хитрый казах. Он знает, что Сят может оказать влияние на Токаша, иначе зачем бы Кардену понадобился старый сидящий дома Сят? Вчера Карши явился сам и пригласил в гости: «Сят, мы с тобой сверстн ники и родные люди, дожили до тяжких времен. Приез жай, порадуй меня, будь моим гостем». Мысли Кардена легко соскакивают с языка. За что бы он ни принимался, все делает тщательно обдумав. Один раз он уже сводил Токаша. Теперь хочет замести свои следы...
Сят сел на скамеечку под яблоней, вытер со лба пот Нужно пустить волу в сад. Арык, проведенный от Че молгаиа через улицу, без волы — видимо, дочь где-то перекрыла его. Степенно шагая, Сят пришел к берегу речки Прозрачная вода с журчаньем течет и течет... Этот Чемолган такой же, каким был в ге далекие времена, ког да маленький Сят только начал помнить себя. Потом стал юношей и на берегу этой речки познал первую любовь— тогда объединилось журчание воды с радостями ночи... Сят скоро женился, позже нажил состояние, стал волостным управителем, а эта речка оставалась такой же... Жизненные силы иссякают в старческом теле, а Че- молган все течет и течет. Ты — бессмертна, река! Что в сравнении с тобой человек? Несчастное создание! Он, цепляясь за жизнь, и стараясь, как можно лучше устроить ее, трудится в поте липа, не жалеет сил. Но вот доживает свой век и теряет все, ему ничего не надо... Сят не особенно верит в потустороннюю жизнь. Как-то в самом начале восстания он разговорился с Жунусом. Удивительно упрямый и отчаянный казах этот Жунус! Его ни в чем не переубедишь, он ни с чем не соглашается. Жунус сказал Сяту: «Еше нет человека, который побывал бы на том свете и вернулся обратно. Кто знает, будем мы в раю или истлеем?» Тогда же Сят в душе согласился с этими словами. Муллы могут говорить, что угодно. Хотя Сят в ночной темноте и обращается к богу, но стоит появиться сверкающим лучам солнца, как он забывает о молитвах...
К берегу