Завтра, завтра - Франческа Джанноне

Он глубоко затянулся и выпустил дым из носа, отчего Аньезе почувствовала легкую тошноту. Она задумалась: когда этот человек успел здесь побывать? Он говорит о фабрике так, будто знает ее как свои пять пальцев… Джузеппе приводил его сюда по воскресеньям? Или на рождественские праздники? Сколько раз он бывал здесь без их ведома?

Колелла прокашлялся и продолжил:

– Итак, первым делом я намерен заменить все оборудование. И, конечно же, я продолжу производить товары «Дома Риццо», но уже под своим именем. По крайней мере, без сомнения, оставлю те, что хорошо продаются. Но в целом хочу сосредоточиться на промышленных порошках, потому что именно на них сейчас и делаются настоящие деньги, к тому же мы перейдем на более дешевое сырье, которое даст такой же результат. – Он говорил без малейшей заминки. – Ах, да, и еще встает вопрос рекламы…

Лоренцо положил руку на плечо Аньезе и сжал пальцы.

– Я посмотрел твои рекламные плакаты, – сказал Колелла, обращаясь к нему. – Видно, что у тебя талант. Но позволь сказать, что реклама – это не просто красивые рисуночки: они хороши для музеев. Образы должны быть ярче, нужно делать упор на агрессивные слоганы. Этим займется Козимо, мое доверенное лицо. Я работаю с ним уже много лет, он возглавит коммерческий отдел, а ты, если захочешь, сможешь иллюстрировать его идеи. И мои заодно.

На лице Джузеппе читался страх, что сын вот-вот взорвется. Однако, к его удивлению, Лоренцо не шелохнулся: он слушал Колеллу с суровым, почти бесстрастным выражением лица, придерживая сестру за плечо.

– Что же касается тебя, Аньезе, отец рассказал мне про твое невероятное обоняние, – продолжил он с улыбкой, – и про то, что ты искренне предана этому месту, что ты усердно работаешь и всегда разрабатывала формулы вместе с дедом. Если тебя устроит, можешь и дальше работать в отделе наполнителей, развлекаться с эссенциями и ароматами. – Он снисходительно подмигнул ей, будто только что разрешил маленькой девочке поиграть с куклами, и снова затянулся сигарой.

– Закончил? – спросил Лоренцо.

Колелла удивленно посмотрел на него. Улыбка исчезла с его лица.

– С чего это вдруг ты со мной на «ты»? Не помню, чтобы я это позволял.

– Мне не нужны разрешения, я в собственном доме, – возразил парень.

Колелла откинулся на спинку кресла.

– Если тебе есть что сказать – говори.

– Мне жаль… хотя нет, по правде говоря, мне совсем не жаль, что мой отец заставил тебя потратить время впустую, – сказал Лоренцо. – Видишь ли, я и моя сестра сделаны совсем из другого теста, мы не такие, как он. – Он положил обе руки на плечи Аньезе. – И мы не привыкли прогибаться под кого бы то ни было. Эту мыловарню построил наш дед, это наша фабрика. Как ты мог подумать, что мы будем твоими рабами?

– Неужели? А я-то думал, рабство давно отменили, – перебил его Колелла с саркастической улыбкой и бросил взгляд на Джузеппе.

– Да, пошути еще тут… – прошипел Лоренцо. – Сейчас мы выйдем через эту дверь, и в следующий раз ты увидишь нас, когда мы вышвырнем тебя отсюда пинком под зад и вернем себе нашу фабрику. Тебя и твои современные станки, вместе с твоим паршивым «доверенным лицом».

Джузеппе раскрыл было рот, но так и не смог ничего сказать.

Колелла наклонился вперед и с насмешливой улыбкой скрестил руки на столе.

– Если так, то вы знаете, где дверь. Дорогу можно не показывать, верно?

– Пошли, Аньезе, – сказал Лоренцо, делая шаг к выходу.

Но та не тронулась с места.

– Аньезе? Давай, поднимайся, – настаивал Лоренцо.

Все то время, что Лоренцо говорил с Колеллой, сердце Аньезе бешено билось. От одной только мысли о том, что ей придется уйти и что завтра она не сможет вернуться на мыловарню и заживет совсем другой, незнакомой жизнью, Аньезе чувствовала себя потерянной и внутри нее разливалась пустота. Она представила себе, что ее ждет, и испугалась до смерти, потому что видела впереди только черноту. Кто она без мыловарни? Она не знала и никогда прежде не задавалась этим вопросом, потому что в этом не было нужды. У нее перехватило дух, и внезапно ей стало нечем дышать.

– Я остаюсь, – наконец выдавила она.

– Аньезе, что ты говоришь? Вставай, мы уходим, – не унимался Лоренцо.

Она подняла глаза на фотографию дедушки с бабушкой, а потом посмотрела на брата взглядом, в котором читалась немая просьба понять и простить. Наконец, опустив голову и чувствуя сухость во рту, она тихо добавила:

– Я останусь там, где мой дом.

И только после этих слов ей показалось, что она снова может свободно дышать.

* * *

Лоренцо никогда не подумал бы, что все его вещи поместятся в один чемодан: кожаный, коричневый с клетчатой подкладкой, подаренный родителями на его двадцать первый день рождения со словами: «Пригодится для медового месяца».

Тем не менее теперь этот чемодан лежал на его кровати, а в нем – шесть рубашек, пара жилетов, светлые и темные брюки, выходной костюм, черные кожаные туфли на шнурках, два ремня и кое-какое нижнее белье. Но это было еще не все. Он схватил альбом для рисования, цветные карандаши, ластик и, наконец, картину, которую недавно закончил, положил все это сверху, а то, что не вместилось, утрамбовал по бокам. «Ну, вот и все», – подумал он.

Сальватора вошла в комнату, когда он уже защелкивал металлическую застежку. Увидев, как сын вбежал домой словно ошпаренный, она не решилась спросить, как прошла встреча, но позже, услышав, как он мечется по комнате, не выдержала и поднялась наверх.

– Куда это ты собрался? – с недоумением спросила она, вытирая руки о полотенце и засовывая его в карман белого фартука. От нее пахло овощным рагу.

– Ухожу, – ответил Лоренцо, защелкивая вторую застежку.

– Уходишь? Куда?

– От вас и из этого дома.

Сальватора опустилась на край кровати и сложила руки на коленях.

– Встреча прошла не слишком удачно, да? Аньезе еще там?

Лоренцо усмехнулся.

– Да, синьорина все еще там, она решила остаться. И с сегодняшнего дня будет работать на Колеллу. А я – нет, я не позволю этому надутому индюку унижать меня.

– Только не говори мне, что ты опять поругался с сестрой…

– Точнее с предательницей! С той, что от меня отвернулась!

– Лоренцо! Не говори так!

Он покачал головой.

– Даже не начинай, мама.

– Могу я хотя бы узнать, куда ты собрался?

– К Анджеле, к единственному человеку, которому, как оказалось, я все еще не безразличен, – ответил он, не глядя мать.

Лоренцо взял с прикроватной тумбочки сигареты и зажигалку и положил их в карман.

Мать вздохнула.

– Я-то тебе что сделала? На меня ты за что злишься?

Парень горько усмехнулся.

– И ты еще спрашиваешь!

Он схватил чемодан за ручку и поставил на пол.

– Ни разу, мама, ни единого разу ты не встала на нашу сторону, – воскликнул он. – Как ты могла позволить ему продать фабрику? Почему ты его не остановила? Ты о нас не подумала?

Сальватора прикусила нижнюю губу, точно так же, как это делал Лоренцо, когда не сразу понимал, что ответить.

– Ты… вы… многого не знаете. И поэтому не можете понять.

– Да что тут понимать… – бросил он с раздражением и накинул плащ.

– Послушай, что ты делаешь, когда Анджеле грустно? Ты ведь пытаешься ей помочь, правда? Готов сделать все, чтобы снова увидеть ее счастливой. Разве не так?

– При чем здесь это?

– А при том, что я делаю то же для твоего отца всю нашу жизнь, – ответила она, и голос ее задрожал. – Ты понятия не имеешь, что у него на сердце, и никогда этим не интересовался. Только я знаю, какой груз все эти годы лежал у него на душе.

Лоренцо нахмурился и поднял чемодан.

– Знаешь что? Плевать я хотел на вас всех.

И вышел из комнаты.

* * *

Лоренцо постучался два раза. Через несколько секунд он услышал за дверью какое-то шарканье. На пороге появилась Марилена, мать Анджелы. Она с недоумением посмотрела сначала на чемодан у ног Лоренцо, а потом на него самого.

– Здравствуйте, синьора Марилена,