Завтра, завтра - Франческа Джанноне
Аньезе со слезами на глазах положила ему руку на плечо:
– Надеюсь, он хотя бы никого из вас не уволит…
Марио шмыгнул носом.
– Обещал не увольнять, Джузеппе меня в этом заверил. Пока этого достаточно. Говорят, он хочет расширяться… Купил землю по соседству, у дона Паскуале, тот все равно ее не использовал.
Аньезе глубоко вздохнула.
– Понятно. Спасибо, Марио, – сказала она и уже собиралась присоединиться к брату, но все же решила спросить: – Как ты думаешь, нам стоит принять его предложение? Я имею в виду, остаться на фабрике и работать на него? Лоренцо и слышать об этом не хочет, а я уже не знаю, что и думать… Все это так странно.
Марио положил руку на плечо Аньезе и слегка сжал пожелтевшие от сигарет пальцы.
– Знаешь, что я советую Терезе, когда она не знает, как поступить? Слушать свое сердце. Что оно тебе подсказывает, малышка Аньезе?
Она посмотрела на него, потом опустила глаза и ничего не ответила.
Когда Аньезе вошла в кабинет, Лоренцо сидел за столом с карандашом в зубах, медленно покачиваясь в кресле и сосредоточенно глядя перед собой. Она села напротив него, но он даже не посмотрел в ее сторону. Тогда она переплела руки и огляделась вокруг: перевела взгляд с диплома дедушки Ренато на сертификаты и грамоты, полученные за мыло «Марианн» на многочисленных выставках в Генуе, Риме и Флоренции. К горлу подкатил ком. Аньезе смотрела на рекламные плакаты, которые нарисовал ее брат, те самые, что всегда казались ей такими красивыми, а потом уперлась взглядом в черно-белую фотографию, которая висела в рамке на стене за спиной Лоренцо. На ней были бабушка с дедушкой в день открытия мыловарни в марте двадцатого года: молодые Ренато и Марианна держались за руки и счастливо улыбались. Они выглядели так, будто наконец нашли свое место в этом мире, – точно так же она сама чувствовала себя каждый раз, когда приходила на фабрику. С того самого дня, как дедушка первые позволил ей приблизиться к смесителю и с улыбкой разрешил добавить тальк в горячую мыльную массу, она чувствовала себя здесь по-настоящему дома.
Неожиданно за закрытой дверью послышался голос Джузеппе.
Лоренцо бросил взгляд на часы на стене: без десяти девять.
– Чудо, не иначе… – иронично заметил он. – Никогда еще он не приходил на фабрику так рано.
Джузеппе открыл дверь кабинета.
– Привет, – поздоровался он с детьми, явно испытывая неловкость.
Лоренцо отвернулся, Аньезе же на мгновение подняла глаза: отец был нарядно одет, как будто на праздник. На нем был темный костюм и белая рубашка, двойной подбородок поддерживал шелковый бордовый галстук. В последний раз она видела его в этом костюме на рождественской службе в церкви. Волосы были тщательно уложены назад гелем – Аньезе представила, как мать, как всегда заботливо, помогла ему завязать галстук, а затем пригладила волосы частым гребнем…
Джузеппе вздохнул, положил на стол коричневую кожаную папку и, все так же стоя, принялся барабанить по ней пальцами.
– Могу я с вами поговорить, прежде чем… – начал он.
– Мне с тобой больше не о чем разговаривать, – отрезал Лоренцо, поднимаясь с кресла.
Джузеппе посмотрел на дочь умоляющим взглядом.
– Что ты хочешь сказать? – пришла на помощь Аньезе, стараясь сохранять спокойствие.
Лоренцо подошел к двери, с силой рванул ее на себя и, не захлопывая, вышел из кабинета. Отец и дочь молча проводили его взглядом.
Джузеппе устало подошел к Аньезе и опустился с ней рядом на краешек стула, как будто уже чувствовал себя в гостях.
– Хоть ты послушай. – Девушка повернулась к отцу, но ничего не сказала. – Я сделал все, чтобы защитить ваши права, ты же знаешь. Уговорил его не увольнять рабочих. Никто не окажется на улице. Не глупите, не отказывайтесь от его предложения. Вам обоим нужна работа: денег, которые я вам дам, надолго не хватит. Убеди своего брата хотя бы выслушать его. И умоляю, давайте обойдемся без скандалов. Мне хватило вчерашнего…
Аньезе пожала плечами:
– Ты же знаешь, какой он. Что я могу сделать? – беспомощно спросила она, но, заметив разочарование на лице отца, добавила: – Но я попробую.
Тишину прервали звуки клаксона.
– А вот и он, – объявил Джузеппе, не без труда поднимаясь со стула.
– Чего это он так разгуделся? – спросила Аньезе, вставая.
Они вышли на улицу. Лоренцо уже стоял у входа, словно страж, слегка расставив ноги и скрестив руки на груди. У фабрики, подняв облачко пыли, остановилась красная «Альфа Ромео Джульетта». Аньезе видела такую только в рекламных объявлениях на страницах газет и могла бы поспорить, что никто в Аралье не мог похвастаться такой машиной. Они с Джузеппе встали рядом с Лоренцо и все трое устремили взоры на водителя, который вышел из машины и с высокомерным видом направился в их сторону. Хотя он был высоким и крупным, брюки и жилет сидели на нем как влитые. Лицо обрамляли седые волосы, расчесанные на косой пробор, под носом-картошкой, изъеденным оспинами, топорщились седые усы, в полных губах была зажата сигара. Аньезе попыталась на глаз определить его возраст: он был определенно старше отца, значит, ему должно быть где-то между сорока пятью и пятьюдесятью.
Джузеппе отделился от группы и с широкой улыбкой направился навстречу Колелле, протягивая руку.
– Осталось только красную дорожку расстелить, – пробормотал Лоренцо. – И усыпать ее лепестками роз…
Мужчина пожал руку Джузеппе, вытащил изо рта сигару и громким бархатистым голосом сказал:
– Доброе утро, Джузеппе. А это, должны быть, твои дети, Аньезе и Лоренцо, верно?
– Именно, – ответил Джузеппе, бросая обеспокоенный взгляд на сына.
Мужчина улыбнулся и протянул Аньезе волосатую руку.
– Доброе утро, я Франческо Колелла, – сказал он с сильным барийским акцентом.
Девушка ответила вялым рукопожатием и посмотрела на брата.
Лоренцо протянул руку, крепко сжал ладонь Колеллы, посмотрел ему прямо в глаза и с нажимом сказал:
– Мы не «его», и вовсе не «дети».
В глазах Колеллы мелькнуло удивление, и он снова обратился к Джузеппе:
– Давайте зайдем, раз все в сборе.
Они зашли на фабрику. Аньезе замедлила шаг и схватила брата за руку.
– Успокойся, прошу тебя, – прошептала она. – Давай вести себя вежливо, просто послушаем, что он скажет.
Лоренцо остановился.
– Он может говорить что хочет, но мы здесь не останемся. Позволь мне все сказать самому, – сказал ей брат и решительно направился в сторону кабинета.
Аньезе помедлила. Она на мгновение закрыла глаза, и ей вдруг показалось, что она уже ни в чем не уверена. Она подождала еще несколько секунд, затем все же решилась войти.
Воздух в кабинете, казалось, уже пропитался дымом сигары. Колелла устроился в кресле за столом, Джузеппе стоял подле него. «Словно оруженосец», – подумал Лоренцо. Увидев незнакомца в дедовом кресле, Аньезе почувствовала, как резануло в животе. У нее так сильно закружилась голова, что она буквально упала на один из стульев. Лоренцо встал позади нее, скрестив руки на груди. Она обернулась и растерянно посмотрела на брата. Аньезе знала, что видеть чужого человека в кресле, где до вчерашнего дня по очереди сидели они с отцом, было для него равносильно удару ножом в самое сердце.
Колелла положил сигару на край пепельницы, облокотился на стол и переплел пальцы. Он откашлялся и принялся рассказывать, кто он и чем занимается. Ему были хорошо знакомы товары «Дома Риццо».
– Ваша маленькая семейная мыловарня сделала себе хорошее имя, – снисходительно заметил он. – Но теперь, если вы хотите выжить на рынке, надо мыслить масштабно. Американские товары заполонили полки магазинов, вы и сами видите, и нам приходится с ними конкурировать. Конечно, главным остается качество, – уточнил он, поднимая руки, – но, помимо этого, теперь важны скорость и количество. Вы же до сих пор работаете на допотопных станках, охлаждаете мыло в деревянных ваннах, – вздохнул он с улыбкой, – хотя уже давно существуют сушилки, в которых мыло затвердевает за двадцать минут, а не за два
