Мальчик с чёрным петухом - Штефани фор Шульте

Мартин проследил за их взглядами и только теперь, по кивку зверей, обнаружил рыцаря, скрытого в высокой траве. Связанного и тяжело раненного. Его чёрный плащ блестел от крови. Он был прислонён к дереву сидя. Голова свисала набок. Проходящий мимо него бандит выплюнул ему в лицо шнапс. Тут рыцарь вздрогнул. Значит, был ещё жив.

Сверкали ножи, ими разрезали мясо. Бросили и волку кусок, но он к нему не притронулся.

Теперь к страху Мартина примешалось ещё одно чувство: ярость. Почему именно ему выпала участь быть спасителем рыцаря. Почему именно ему приходится смотреть на весь этот ужас. Почему именно ему пришлось столкнуться с тем, с чем никто не хотел сталкиваться. Почему именно он должен знать, что сами люди хуже всех тех демонов, перед которыми они испытывают такой страх. Мартин заплакал. Ему хотелось развернуться и бежать отсюда прочь.

И тут петух прильнул головой к щеке мальчика.

– Однажды, – прошептал петух, – в один прекрасный день ты вспомнишь, как это было здесь. Однажды ты уже будешь знать, чем всё закончилось. Однажды тебе будут сниться кошмары, потому что всё это было ужасно. Но ты сможешь и рассказать, как просто это делается. И что сделать это смог только ты один.

– Просто… – прошептал Мартин и плотно зажмурил горящие глаза.

– Просто, – повторил петух. – Потому что все говорят, что я сам чёрт и есть.

И тут поверх сознания Мартина и поверх всех его действий легла глухая повязка. Он сам не знал, почему он делал то и это. Кто его надоумил и кто научил. Он слышал только удары своего сердца и видел только то, что делает, потому что сделать это мог только он. Чертей. Страхи. И тем омерзительным людям, которые плясали там, внизу, и в пьяном угаре толкали друг друга в костёр, сейчас будет страшно. На них обрушится всё их поганое суеверие.

Он погрузил ладони в сырую землю, лежащую в тени, и сам стал сырой землёй. Разрисовал себе лицо грязью. Нашёл несколько толстых палок, которые рычагами подсунул под упавшие стволы деревьев и под кучу камней на верхнем краю склона. И посадил себе на плечо петуха.

Потом издал крик. Пронзительный и нестерпимый. Вложив в него все беды и несчастья своей короткой жизни. Тех, кто внизу, этот крик обдал ледяным холодом. У них волосы встали дыбом, и на какое-то мгновение все замерли. Они увидели несущееся на них с горы существо с руками и крыльями, издающее крик в две глотки. Земля начала дрожать. Это брёвна покатились со склона в лощину. Вслед за ними на лагерь разбойников обрушились большие камни. Попадали то в одного, то в другого. Кому-то размозжили рожу, кому-то прищемили ногу. Но это было ещё не так страшно по сравнению с чёртом, который напал на них, петушиным криком изрыгая проклятия и расцарапывая головы всем, кто попадётся на пути.

– Дьявол! Дьявол! – вопили людоеды.

В следующую секунду в долину ринулась стая волков, выжидавшая своего часа. Откуда ни возьмись они прыгали на плечи мужчинам и женщинам, вгрызаясь им в горло. То ли петух подал им сигнал, то ли кто-то другой отдал им приказ, Мартину сие было неизвестно. Те, кто ещё способен был держаться на ногах, в смертельном страхе бежали прочь. За ними шла погоня, их настигали, многие из них становились добычей. Вой разносился из низины и растекался по всему лесу.

И все разбежались кто куда. Остались только мёртвые и раненые. Мартин, дрожа, обходил убитых стороной, увёртывался от трясущихся, протянутых к нему рук раненых, старался не прислушиваться к хрипу умирающих.

Он нашёл рыцаря, привязанного к дереву, припал около него на колени. И рыцарь обезумевшим взглядом присмотрелся к мальчику. Он узнал его. Этот мальчик однажды встречался ему, гнался за ним, чтобы отнять похищенную девочку. У рыцаря стучали зубы. Неужели от страха? Мальчик наклонился к нему. Под грязью проступало его милое, ещё детское лицо.

– Не бойся, – спокойно сказал он. – Не бойся.

17

Мартин крепко сжал конскую уздечку. Костяшки его пальцев были разбиты, поцарапаны и кровоточили. Конь жевал поводья и вскидывал голову. Пена из лошадиной пасти клочьями падала на стиснутую руку Мартина. Рыцарь сидел в седле, но еле держался и стонал.

С тех пор как они поднялись по узкой дороге, вдали среди скал показались очертания крепости. Самые верхние башни, казалось, царапали облака. Над ними нависало суровое небо. Ветер был такой резкий, что им впору было резать металл. Хотя стояло лето. Каково же тогда зимой в здешних краях? Мартин втянул голову в плечи. Завидев крепость, конь ускорил шаг; он шёл теперь сам, его уже не требовалось вести. Копыта наперечёт знали каждый поворот тропы на пути вверх.

Крепость высилась холодно и враждебно. Она представляла собой массивное сооружение с узкими окнами. Не такая уж и укреплённая она была, но кому захочется карабкаться сюда наверх, чтобы завоевать её? Вот отсюда, думал Мартин, и исходит в мир всё дурное.

Они достигли открытых ворот. Мартин провёл коня в арку. Камни были скользкие, конь споткнулся, рыцарь застонал. Потом они стояли во дворе, где и обитала вся дворня. Там лепились одна к другой хижины, в них жили люди, обслуживающие все нужды замка.

Уж тут не было никакого блеска. На тесном пространстве умещался целый посёлок трущоб.

В лужах хрюкали свиньи. Куры рылись в земле. Вот уже вышли к пришельцам первые любопытные, заметив мальчика и рыцаря. Мартину не пришлось ничего объяснять, и никто его ни о чём не спрашивал. Рыцаря здесь знали. Ему помогли спешиться. Он свалился на множество рук, и его понесли прочь так быстро, что Мартин едва поспевал за ними. Ведь это был его рыцарь. Он его добыл для себя.

Подбежала женщина, за ней дети, она ахнула, прижав ладони к лицу. Удивлённо и радостно, боясь и ужасаясь. Всё одновременно. Должно быть, его жена. А вот это его дети. Цепляются за юбку матери, не дают свободно идти. Полумёртвый от боли рыцарь не видел её и не узнавал. Тут Мартин взял на руки самого младшего – так, будто это само собой разумеется – и последовал за группой, примкнувшей к женщине и раненому. Мартину надо было остаться при нём. Просто остаться при нём. Группа двигалась по тесноте среди