Мальчик с чёрным петухом - Штефани фор Шульте

Но почему рыцарь жил в такой убогой хижине? Внутри едва уместились те, кто его внёс, чтобы уложить на постель. Любопытные протискивались, задевая краями одежды горшки, сметая их с плиты и опрокидывая стулья. Малышей едва не затоптали. Кошка, злобно фыркая, прыгала с одного загривка на другой.

Сгрузив раненого на ложе, все отступили от рыцаря. Теперь у его жены появилась возможность приблизиться к нему. Она поднесла ладонь к его щеке. Наверное, он сильно исхудал в том лесном лагере. Кто-то побежал за лекарем. Женщина сняла повязку, удалила кашицу из листьев и растений, которую Мартин наложил на рану, – и растерянно смотрела на действие этого компресса. Затем признательно кивнула.

– Какие растения ты применил? – спросила она мальчика.

– Это старинный рецепт. – Мартин покачивал малыша на своём узком бедре.

Тут и местный лекарь явился, и перед ним расступились. Тот только что поел и ковырялся в зубах. Первым делом он стал принюхиваться к ране. Нос у него был красный от пьянства, на нём висела капля. Мартин беспокоился, что эта капля сейчас упадёт в раскрытую рану, и он знал, что лекарю безразлично, насколько хорошо всё заживает, сейчас он начнёт ковыряться в плоти рыцаря, чтобы исследовать целительный гной. Ещё одна сказка, хорошо известная Мартину. Инфекция снова возьмёт своё, и рыцарь погибнет без надежды на спасение. С таким же успехом лекарь мог бы изрыгнуть в рану остатки своего обеда. Но что толку объяснять. Никто не станет слушать Мартина. Поэтому он размышлял, чем бы их отвлечь.

– Я нашёл его в лесу. Думаю, это был глубокий удар меча ему в бок, – сказал он и оставил открытым вопрос о том, кто это сделал: то ли враги, то ли другие рыцари. – Меня зовут Мартин, – продолжил мальчик, и голос его повысился на тон, потому что он увидел, как лекарь уже засучивает рукава, намереваясь орудовать дальше и не задумываясь о том, что у него грязь под ногтями, в складках его кожи, да просто везде. – И я уже обработал рану. – Из-за паники голос Мартина дрожал. – Я не дал ему умереть, но ему понадобится много времени, прежде чем он снова сядет верхом на коня, так что я привёз его сюда.

Он бросил на жену рыцаря взгляд, полный мольбы. Та поймала этот взгляд, поняла и быстро закрыла рану повязкой; лекарь взирал на это с негодованием, но она смогла его успокоить. Мол, вот тут по соседству у одной тётушки замечательный фурункул. Крупный и чрезвычайно неприятный. Не угодно ли будет вам взглянуть на него? О да, на фурункул он посмотрит куда охотнее, чем на традиционную рану от меча. Хоть какое-то разнообразие. А наверху в замке бывают только запоры и кашель герцогини.

– Да-да, – сказала женщина и мягко выпроводила его наружу. – Такой фурункул, величиной с голову ягнёнка.

Тут же она благодарила соседей. Махала рукой и кивала, пока не вытолкала всех наружу. Потом закрыла низкую дверь. В лачуге сразу установилась темнота. Женщина забрала своего ребёнка у Мартина с бедра.

– А мы уже думали, он никогда не вернётся, – сказала она.

– И поэтому они и вытолкали нас из замка в этот хлев? – спросил рыцарь, приподнявшись на лежанке.

Женщина смотрела на свои пальцы. Когда-то эти пальцы вышивали дорогую камчатную ткань, держали чайную чашку и пощипывали струны лютни. А теперь они только скоблили полы и горшки, чистили картошку, изо дня в день одну картошку, вытирали сопли детям и доставали у кур из гнезда яйца. И теперь должны будут обихаживать рыцаря, которому уже никогда не стать здоровым. Ему уже не оправиться после того, как он полежал в лесу, где жизнь уходила из него, впитываясь в мох. Ему никогда не забыть, как мальчик навёл на разбойников ужас, как будто они никогда не видели ужаса на земле.

Мартину было очевидно, что рыцарь не испытывает к нему никакой благодарности.

Рыцарь не хотел быть обузой своей жене. Он любил своих детей и желал быть для них образцом силы. А не стонать на лежанке, с ранами, которые теперь будут терзать его всю оставшуюся жизнь. В хижине, куда вытеснили его семью, а ведь прежде они жили в комнатах, в замке. Каждое утро он шёл тогда в конюшни к гордым лошадям. Хорошая была жизнь. Не то что теперь.

Мартин не питал сострадания к рыцарю. Ведь платой за его прежнюю хорошую жизнь были похищенные дети. Скольких же он похитил?

– Он здесь не останется, – сказал рыцарь про Мартина.

– Он здесь останется, – сказала женщина и притянула Мартина к себе.

– Хуже всего ему будет ночами, – шепнул ей Мартин.

– Так уж оно всегда, – подтвердила она.

– И тогда я показывал ему звёзды.

– Спасибо, что ты мне его вернул.

Она знала, что будет нелегко. Но он здесь. А это лучше, чем если бы его не было.

– Ты можешь остаться у нас. Мы обустроим тебе постель, – сказала она. – У печки. Тебе будет хорошо.

Мартин улыбнулся. И когда он потом лежал, свернувшись калачиком на своей подстилке, он впервые за долгое время чувствовал себя по-настоящему хорошо.

Он засыпал под мирное сопение других детей, а когда среди ночи рыцарь будил своими криками жену, а заодно и половину замковой дворни, то Мартин впервые после многих ночей продолжал при этом спать спокойно и защищённо и даже не просыпался. Так глубок был его сон. Так велико было его изнеможение.

18

Однажды в утренние часы случилась тревога.

– Люцифер! – доносились вопли из соседних хижин. – Демоны! Господи, теперь они ломятся через крышу!

Мартин сразу вскочил на ноги. Спотыкаясь о другие постели, натыкаясь то на котёл, то на поленья дров.

Но шум и правда доносился сверху, с кровли, там что-то громыхало, стучало и шебаршило, слышалось громкое блеянье, а потом сквозь потолок проломилось копыто. И застряло в этом положении.

– Явился, проклятый, нечистая сила! – простонал смертельно побледневший рыцарь.

– Чёрт! – визжали на улице.

Женщина успокаивала плачущих детей. Она одна почему-то не боялась. Копыто дёргалось над печью, труха сыпалась в горшки. Мартин присмотрелся к копыту поближе. «Коза, ничего больше», – подумал он.

– Жена! – завопил лежачий рыцарь.

– Да это всего лишь проклятый Томанс, – сказала жена.

Мартин бросился за дверь, снаружи было пасмурно, низко нависало серое небо. Проклятия доносились из ряда низеньких хижин. И Мартин действительно увидел нескольких коз, топающих по крышам. Над крышей, под которой он ночевал, возвышался силуэт козла. Худое животное застряло копытом в кровле и дёргалось,