Эхо наших жизней - Фейт Гарднер
По крайней мере, со мной Антонио. Я рада, что не одна в этой толпе. Мы вставляем беруши, которые купили на входе, и обмениваемся улыбками. Группа играет так громко, что я чувствую это через свои ботинки. Их усилители, наверное, выше меня. Макс из Amoeba играет на синтезаторе, девушка, чье лицо скрыто завесой рыжих волос, – на гитаре, а Майкл бьет по барабанам и трясет головой в такт. Я не музыкальный человек, да и не слушаю такой стиль, что бы это ни было, но даже моих скудных познаний достаточно, чтобы понять: эта группа чертовски хороша. Песня тяжелая, но цепляющая, а синтезаторы заставляют пританцовывать. Их вокалистка, энергичная девушка в солнцезащитных очках, завладевает сценой. Люди в передних рядах раскачиваются вместе с каждой нотой, некоторые танцуют, а когда песня заканчивается, воздух наполняется восторженными криками.
– Они реально хороши, – говорит мне Антонио на ухо. – С кем из них ты ходила в старшую школу?
– Барабанщик.
– Они мне нравятся, – говорит он, звуча изумленно.
– Мне тоже, – соглашаюсь я.
Майкл щелкает барабанными палочками, и начинается другая песня. Я никогда раньше не была на подобных выступлениях. Я была в Греческом театре Калифорнийского кампуса на паре концертов, но там одни сидячие места. Один раз мы с Адрианом ходили на симфонический оркестр, и один раз с Зои – на регги-шоу. Здесь же все совершенно другое. Все наэлектризованы. Как будто музыка проходит сквозь нас, что-то зажигая внутри каждого. Я машинально начинаю покачивать головой в такт и пританцовывать каблуками. Я забываю о знаках запасного выхода. Забываю об опасности. Как бы мне хотелось, чтобы Джой была здесь и забыла об всем вместе со мной.
Джой ходила на многие концерты в этом зале. Она даже была волонтером на Гилмана, когда еще училась в старшей школе. К одиннадцатому классу она перешла от панка к металу, отрастила свой зеленый ирокез, покрасила волосы в черный цвет и стала ходить на концерты на стадион вместе с Лексом. Если кто-то и может понять электричество, что я испытываю, то это точно Джой.
Когда сет Dr. Crusher заканчивается, загорается верхний свет и открываются двери. Мы выходим из здания на тихую промышленную улицу. Ночной воздух обдает облегчающей прохладой мое вспотевшее лицо. Мы с Антонио стоим на фоне кирпичного здания и делаем совместное селфи. К черту скромность, мы выглядим чертовски мило. Вокруг нас снуют компании, парочки, скейтеры, курильщики, сливающийся гул их разговоров покалывает мои уши вместе со звоном после Dr. Crusher.
– И как хорошо ты знаешь того барабанщика? – спрашивает он.
– Да не очень-то. Мы сидели рядом в школе, но он был суперзастенчивым.
– Так-с… И зачем ты тогда пришла?
– Я столкнулась с ним в Amoeba. Он там работает. И дал мне флаер. Не знаю, я подумала, что будет весело.
– Думаешь, он симпатичный?
– Не думала об этом.
– Я бы с ним пообжимался.
– Да ты бы с кем угодно пообжимался.
Он вздыхает с притворной обидой.
Но это правда. Я не очень хорошо знаю Антонио, но его планка гораздо ниже моей.
– О да, ты же такая избирательная, – говорит он. – Тогда с кем бы ты пообжималась?
– С бариста.
Напротив «Ретрофита» через дорогу есть кафе, в котором работает бариста, и я, как известно (Антонио, по крайней мере), влюблена в нее. У нее большие, почти черные и идеально подведенные глаза, светло-коричневая кожа и губы, которые она красит розовым, как мороженое. Она обесцвечивает свои короткие волосы в платиновый и обладает охренительным чувством стиля.
– Так, а кто еще?
Я задумываюсь.
– Не знаю, наверное, тот парень, что раньше работал в отделе продаж. Ну тот, с ярко-голубыми глазами.
– Ник? Да он же одевался как мажор. И ему нравился бейсбол.
Я пожимаю плечами.
– У тебя совершенно непредсказуемый вкус, – говорит Антонио.
– Видел бы ты моих бывших.
Я рассказываю ему о Хасане, Молли и Адриане, которые настолько разные, что могли бы сняться в ремейке «Клуб “Завтрак”». Единственное, что их объединяет, – они все очень умные.
Мне сложно влюбиться в кого-то только по внешности. В основном меня привлекают люди с мозгами. Бариста, например, мне нравится еще и потому, что в свободное время она рисует скетчи, и ее рисунки – я подглядела – великолепны. А у Николаса был самый невероятный словарный запас из всех, с кем я когда-либо сталкивалась. Я скачала толковый словарь на телефон после того, как однажды разговорилась с ним в комнате отдыха.
Антонио начинает рассказывать мне о сайентологе, когда выходит группа: один за другим они выносят оборудование к фургону, припаркованному в пятнадцати футах от нас на парковке напротив клуба. Они выкатывают свои огромные усилители, носятся мимо нас с инструментами в футлярах. Майкл несет стопку барабанов, он ловит мой взгляд и кивает. Этот дружеский обмен – словно прогресс в моей миссии. Галочка поставлена. Я машу рукой и улыбаюсь, думая про себя: «Не могу поверить, что твой брат убил совершенно незнакомого человека. И пытался убить еще многих. Ты, Майкл, ключ к пониманию, почему это случилось».
Затем на меня накатывает вина из-за этой мысли, ведь Майкл наверняка думает, что я просто его бывшая одноклассница, пришедшая послушать концерт. Он не знает, что моих сестру и маму чуть не застрелили в тот день, что между нами есть эта ужасная связь, и именно эта связь в первую очередь заставила меня прийти сюда.
Как могли два человека иметь общую ДНК, быть ближе друг другу по крови, чем мать и дочь или отец и сын, быть практически близнецами, правда, не быть ими на самом деле, и в итоге оказаться такими разными?
– Ты ведь прослушала все, что я тебе рассказал, верно? – спрашивает Антонио.
– Прости, – говорю я, снова поворачиваясь к нему. – Я… отвлеклась.
– Ничего. Если вкратце, то я думал, он везет меня к себе перепихнуться, а на самом деле он хотел протестировать меня Е‐метром и заставить посмотреть какой-то пропагандистский фильм.
– Кошмар.
– Я притворился, что у меня что-то случилось