Эхо наших жизней - Фейт Гарднер

– Понятия не имею.

– Бруклинский? Бостонский? Он слишком старался изобразить Холдена Колфилда. Помнишь, он даже нацепил охотничью шапку? Этот парень был больше похож на Майкла Скотта, решившего преподавать литературу. Он либо бесконечно включал адаптации классики, либо начинал изображать из себя невесть что… И так по кругу.

Все его слова – чистейшая правда. У меня не было друзей, которые ходили бы на тот же предмет, и, честно говоря, после выпуска я никогда обо всем этом не задумывалась. Я просто терпела эти уроки, как и большинство старшеклассников. А теперь, оглядываясь назад, это кажется ужасно смешным.

– Каким же далеким все это теперь кажется, – говорю я.

– Я выпустился досрочно, поэтому для меня это вообще как будто сто лет назад, – говорит он.

– Что? А зачем?

– Хотел быть рыцарем в сияющих доспехах, зарабатывал деньги для мамы, работал, чтобы спасти брата.

Моя улыбка сходит на нет при упоминании слова «брат». Я вспоминаю свою сегодняшнюю миссию, зачем я вообще искала его. На секунду показалось, что мы просто два обычных человека. Изнутри звучит музыка. Снаружи это кажется просто шумом.

– О, – говорю я.

– Маме удалось сохранить квартиру, но мы потеряли моего брата, – говорит он. – Так что в конечном счете это все равно провал. Но хотя бы я вырвался из школы.

«Мы потеряли моего брата». Это так отличается от истории, которую я рассказывала себе, от истории, которую я видела повсюду, – что его брат был агрессором, преступником. Никто его не терял. Это он искал путь ненависти и насилия. Он нашел его и на этом закончил.

Наверное, правда и то и другое.

Я думаю о том, что мне следует записать все это, пока я не забыла. Мой язык пытается найти ответ, когда взрыв смеха и хлопанье дверцы машины прерывают наш разговор. Я поднимаю глаза и вижу девушку в длинном черном платье под руку с Лексом ака Александером Дуди. Изо рта у них свисают сигареты, а глаза краснее Марса. Лекс замирает передо мной и тычет пальцем в лицо.

– Ты, – говорит он.

– Как всегда, само красноречие, – отвечаю я. – Привет, Лекс.

Я пытаюсь не отводить от него глаз, но не могу побороть искушение бросить взгляд на его готическую шлюшку. Она такая дешевая копия Джой, только, наверное, моложе, и я уверена, что она во всем уступает моей сестре. Интересно, упоминал ли Лекс об этой девице в сообщениях или поздних ночных визитах к Джой? Мое сердце болит за Джой, потому что я знаю, что если бы она была здесь, то это ее он бы обнимал. А если нет, то она, вероятно, оттаскала бы эту суку за волосы (она бы наверняка назвала ее сукой). Но вместо этого она сейчас, наверное, глотает бензокаин и в который раз крутит по кругу «Следующее поколение» в своей комнате, украшенной рождественскими гирляндами.

Бедная моя сестра.

– Ты его знаешь? – спрашивает Майкл, когда Лекс уходит.

– Бывший моей сестры, – говорю я.

– Он играет в Electric Wheelchair.

– Ага.

– Он… что ж, ты, наверное, и без того знаешь, какой он. От низкой самооценки не страдает.

– Для меня все еще загадка, что моя сестра нашла в нем.

– Ну, он сексуальный, – говорит Майкл. – Я могу понять. Еще и харизматичный. Я бы с ним завис. Но доверил бы я ему хотя бы минуту своей жизни? Черта с два.

– Согласна на тысячу процентов.

– Вот и я о том же.

Мы с Майклом шаг за шагом продвигаемся вперед, а потом снова замираем, продолжая разговор. К тому времени, как мы добираемся до входной двери (так как боковая закрыта во время выступления групп), группа уже заканчивает выступление, и люди снова выходят. Я не могу поверить, что мы настолько увлечены разговором. И все же я ни на дюйм не продвинулась в том, ради чего пришла сюда: в каком-то понимании его брата, какой-то перспективы. Я как будто болтаю со старым другом, как когда мы говорим с Зои по телефону – когда мы так изголодались друг по другу и так много сказали, но это порождает еще больше тем для обсуждения.

Антонио выходит и бросает на меня взгляд – Взгляд с большой буквы, а его брови максимально подняты вверх. К нам присоединяются остальные члены группы Майкла и их команда, и в мгновение ока нас становится целая компания.

– Это Макс, – говорит Майкл.

Я протягиваю руку для рукопожатия, но Макс делает в мою сторону странное движение кулаком, и я говорю:

– О.

Это так неловко, что мы оба смеемся.

– И его девушка, Вера, – заканчивает Майкл, указывая на девушку с прической вамп и в кукольном платье, стоящую под руку с кудрявой блондинкой в меховом пальто и балетках.

– Партнер, – поправляет его Макс.

– Привет, – говорит Вера, махая рукой. – Я… неважно. Человек Макса. А это моя подруга Анна.

Девушка в шубе машет рукой и отвечает хриплым голосом:

– Привет-привет! А тебя как зовут?

– Бетти. – Все смотрят на меня так, будто я должна пояснить. – Я знаю Майкла еще со стародавних времен.

– Еще со школы, – поясняет Майкл.

Я улыбаюсь Максу:

– Вы очень круто сыграли.

Все эти люди кажутся на несколько лет старше и гораздо более расслабленными, чем я. В миллионный раз за сегодня мне хочется, чтобы Джой была здесь. Она бы произвела на всех впечатление, просто будучи собой. А я могу лишь тявкать «круто», «клево», как щенок.

– Данке, – говорит Макс и без всякой причины делает лунную походку назад.

Все смеются. Антонио присоединяется к нему и спрашивает, правильно ли он все делает, а затем они проходятся вместе. На минуту меня охватывает сладостное чувство. Вот она я, смеюсь с людьми, которых до сегодняшнего вечера никогда не встречала. Мне кажется это таким незнакомым и в то же время хорошо известным, воскресающим в памяти что-то из прошлого, и тут меня осеняет: впервые после стрельбы, после того как жизнь превратилась в простое выживание, я уловила что-то большее на едва различимой дороге впереди – что-то непредсказуемое, наполненное жизнью, музыкой и вечной добротой незнакомцев, которые могут стать друзьями. Впервые после стрельбы я могу представить себе будущее Бетти Берч Лавелл. И осознание этого становится для меня ударом в самое нутро, потому что это означает, что все это время мне не хватало самой себя.

Глава 24

Осень всегда была моим любимым временем года. Хотя в Калифорнии, где мы живем, сезонов нет, в Беркли многие деревья желтеют, становятся оранжевыми, краснеют, коричневеют и наконец лысеют. Воздух меняется, легкая прохлада стоит по вечерам и ранним утрам. Часы идут назад и затемняют время наших перерывов. У дверей продуктовых вырастают горы тыкв, на уличных углах появляются