Мальчик с чёрным петухом - Штефани фор Шульте

– Это мальчик, который спас рыцаря.

Герцогиня вытаращила на петуха глаза. Потом вскрикнула. От страха. Потом страх сменился восхищением. Но на лице у неё было слишком много краски, и подлинное его выражение не удавалось прочитать однозначно. «Кто здесь кого дурачит?» – подумал шут.

– Вот это я понимаю! – воскликнула герцогиня. – А что он ещё умеет?

– Да ты не слышишь, что ли? – сказал петух. – Ребёнок спас рыцаря. Он герой.

Герцогиня пронзительно засмеялась:

– Великолепно! Сказочно! – И похвалила Томанса: – А как занятно!

– Да, – сказал тот, а сам растерялся, не понимая, как это произошло. Кто сейчас говорил? Мальчик был в это время в обмороке, глаза у него закатились, дыхание ровное. Какое уж там чревовещание? Петух захлопал крыльями. Герцогиня закашляла. Новорождённое дитя покачивалось у неё перед грудью туда и сюда. Дети на покрывале смотрели в пустоту своими блестящими от белладонны глазами.

– Какие у вас красивые дети, – сказал петух.

– Ах ты, льстец! – старуха погрозила пальчиком.

Томанс криво ухмыльнулся и произвёл причудливый и изящный поклон. А что ему ещё оставалось делать?

Тут Мартин пришёл в сознание. Можно было бы подумать, что обморок у него случился от слабости. Но это было не так. Мартин очнулся с ясными мыслями и укрепившимся сердцем. Он теперь снова был в себе и в правде, которая выходит за пределы всякой осторожности. Поэтому он неловко поклонился и сказал:

– По детям можно видеть, как бежит время.

Эта было наглостью – сказать такое. Мыслимое ли дело – говорить вслух и прилюдно о недуге, в котором погрязла герцогиня.

– Ты в своём уме? – прошипел Томанс, тогда как Мартину пока что стоило большого труда держать голову прямо. Но ему не стоило никакого труда идти тем путём, который был ему предназначен. Шаг за шагом, пока не будет пройден до конца.

Физиономия герцогини, только что довольная, сморщилась и скукожилась. Белила и румяна стали осыпаться со щёк хлопьями.

– Хватит болтать, – злобно отрезала она.

Томанс быстро отвёл Мартина в сторонку. Уж он-то знал герцогиню. Она не станет действовать в состоянии аффекта. Она любит тщательно продумывать способ наказания. Уж в этом она бывает весьма изобретательной – когда нужно отомстить за пережитый позор так, чтобы навсегда стереть его с лица земли и из памяти свидетелей. Вся надежда Томанса была на то, что дальнейшее представление, возможно, хоть как-то смягчит меру наказания. Он спешно подозвал к себе подмастерьев, чтобы начать дурачества с их участием.

И вот они принялись жонглировать над столом и над скамьями всем, что только под руку попадётся. Томанс пустил в дело и своих животных. Те вскочили друг за другом на накрытый для пира стол и грациозно шествовали по нему, не наступив ни на одно блюдо, не опрокинув ни одного кубка. А самая изящная козочка искусно набросала шариков своего помёта среди гроздьев чёрного винограда. И на одно волшебное мгновение им удалось выстроить вертикальную колонну, вскочив друг на друга. На самом верху возвышался козёл с тремя глазами. Как венец творения. Его победное блеяние прозвучало так, что всех до мозга костей пробрал ужас.

Но и это мгновение миновало, и козы с козлом забыли, что они вымуштрованные и грациозные. Они расшалились, разрезвились и вышли из берегов. В результате две придворные дамы лишились своих передних зубов. Пошатнулся и упал один подсвечник. Зазвенел разбитый хрусталь. Всё общество пришло в хаотическое движение. Тут брызжет кровь придворных дам, там горит скатерть, всюду скачут козы, а жонглёры гоняются за ними, пытаясь изловить. Трещит и ломается всё, что только может сломаться.

Вначале Томанс ещё пытался воспрепятствовать хаосу, но вскоре увидел, что время для этого упущено. А может, пропала и сама его жизнь. Да и пропадай она пропадом, не всё ли равно, когда бесчинство удалось на славу, такое потешное.

Трёхглазый козёл между тем совершил прыжок на кровать герцогини. Ну как не любить его за одно только это? До сих пор и герцогине доставлял удовольствие весь этот кавардак. Ибо что уж там разбитая посуда, что там зубы придворных дам – всё это мелочи по сравнению с роскошью хорошей шутки, со смехом, столь редким посреди всех унылых часов госпожи и повелительницы. Её скуку можно было развеять лишь одним разнообразием: жестокостью. Но жестокость проста в исполнении. А вот хорошая шутка на дороге не валяется. Даже трёхглазого козла на своей кровати герцогиня всё ещё находила забавным. Но внезапно животное своими крепкими губами вырвало из рук герцогини свёрток с новорождённым и спрыгнуло с ним с кровати.

Томанс надрывался от смеха. Ещё бы.

Мартин удивлялся, как ловко и проворно козёл скачет с куклой, ибо так и есть, это была кукла, и все это увидели. Ведь не выкалывать же им всем глаза. Разумеется, все знали, что герцогиня не вынашивает и не приносит на свет из года в год по младенцу. Но одно дело – знать, другое дело – видеть. И строжайше запрещено было видеть то, что знаешь, говорить об этом, думать об этом и даже видеть это во сне. В наказание грозила смерть.

Кто-то должен был за это поплатиться. Никто не решался остановить козла. Никто не решался отнять у него куклу. Бесценное сокровище владычицы.

И тут герцогиня издала горестный вопль. И придворный клоун решил принести себя в жертву, потому что лучшей шутки, чем эта, в его жизни не будет уже никогда. Можно теперь и умирать.

Он изловил козла. Отнял у него куклу и завернул её в одеяльце. И понёс её к герцогине. Клоунский грим на его лице размыло слезами смеха. На лице повелительницы тоже остались следы. Как же они были похожи друг на друга. Как два старых вояки, имеющие общую историю. Как последние свидетели уходящей эпохи.

И теперь ей приходил конец.

Шут осторожно положил куклу герцогине на руки.

– Ты осуждён на казнь, – сказала та дрожащим голосом. – Предстанешь перед палачом.

– Хм, – ответил Томанс, – это, однако, трудно будет выполнить.

Герцогиня сообразила, что она не продумала дело. Ведь шут – он же и есть по совместительству палач. И кто только придумал и утвердил такую глупость?

– Назад дороги нет, – заявила она.

– Но и вперёд теперь тоже дело не пойдёт. Ведь самоубийство – это смертный грех. Я не могу взять его на душу.

И хотя жизнь в замке не так уж строго придерживалась библейских заповедей, но понятие о смертных грехах всё же было.

– Я проконсультируюсь