Мальчик с чёрным петухом - Штефани фор Шульте
Она была подвешена за собственные волосы. Длинные распущенные пряди обвивали множество веток, запутавшись в них. Порывы сильного ветра трепали подол её голубого платья, покачивалось и тело. Очень красивое бледное лицо молодой придворной дамы царапали ветки. Изящные туфли свалились со ступней, играющие дети их подобрали и в сторонке примеряли, мелко семеня в обуви не по размеру. Под повешенной собралась толпа скорбящих.
– Как некрасиво, когда женское дерево плодоносит. Даже если оно приносит красивые плоды, – сказал Томанс.
– А что с ней? – спросил Мартин.
Жена рыцаря обняла его за плечи.
– Не говори с ним, – сказала она.
– Нет, я расспрошу его, – упрямо возразил Мартин и снова обратился к Томансу: – Итак, что такого она сделала?
Он не хотел брать ничью сторону в ревнивом поединке взрослых за преимущественное право на него. Он нравился им обоим, и каждый претендовал на обладание им, но Мартин принадлежал только своему стремлению найти похищенных детей. И ни на минуту не забывал о своей задаче, какой бы матерински тёплой ни была рука женщины на его плече. И как бы ни влекло его обаяние Томанса. Ночами мальчик по-прежнему делил своё ложе с петухом, и ничто не могло бы заставить его забыть, как тогда зависла в пустоте рука Годели, когда рыцарь вырвал у неё девочку и умчал её неведомо куда.
– Придворная дама герцогини, – тихо объяснил Томанс. – Должно быть, провинилась своей красотой, была для герцогини занозой, колючкой в глазу.
Жена рыцаря поджала губы и ничего не сказала. Она положила ладонь себе на живот, который в последнее время заметно округлился. И её часто мучила тошнота. Значит, будет в тесном домике ещё один ребёнок.
– Герцогиня терпеть не может, чтобы рядом был кто-то моложе и красивее неё.
А оказаться старше и безобразнее герцогини становилось всё труднее в силу природы.
– Поэтому женское дерево временами плодоносит красивыми трупами. Какое расточительство, – вздохнул шут.
Двое мужчин приставили к дереву лестницу. Один держал в руке длинный нож.
– Сейчас будут снимать урожай, – сказал Томанс.
Жена рыцаря заплакала.
– А для чего нож? – спросил Мартин.
Но и сам уже понял. Волосы, спутанные так, что не распутать, придётся срезать, чтобы снять повешенную с дерева. Мёртвой предстояло последнее унижение. Пожалуй, как раз в духе герцогини.
Но Мартин не мог этого допустить. Вот он с верёвкой в руке уже взобрался по лестнице. Мужчины снизу давали ему указания, люди смотрели, задрав головы. Он обвязал верёвку вокруг пояса повешенной, а свободный конец верёвки перекинул через верхнюю ветку и затем потянул вниз. Теперь труп висел уже не на волосах, а на верёвке. Мартин жестом отогнал мужчин и принялся ловко и легко как птичка сновать с ветки на ветку, распутывая пряди одну за другой. И даже когда дождь усилился, он продолжал минута за минутой освобождать волосы красавицы, чтобы она и в смерти сохранила свои локоны в целости. Наверняка он там, наверху, потихоньку плакал, и, конечно, удивление людей длилось лишь первое время. И наверняка им стало стыдно, что никто из них не набрался мужества вернуть мёртвой придворной даме хоть толику былого достоинства.
Несомненно, герцогиня из своего окна тоже некоторое время наблюдала, как мальчик занимается на ветках своей воздушной гимнастикой. Ах, какие церемонии! Но теперь ей было уже всё равно.
Она же знала, близится осень. Скоро полетят журавли, и появятся дела поважнее. А пока что она чувствовала себя вполне хорошо – после того, как немного почистила ряды своих придворных дам, чтобы и оставшимся была наука. Кто бы мог подумать, что из той костлявой и прыщавой подопечной, четырнадцатилетнего гадкого утёнка вырастет такой лебедь? Впредь ей надо будет получше следить, кого брать под своё крыло. Или уж не следить. Ведь женское дерево уже стало давней, полюбившейся традицией.
23
А потом среди жителей крепостного городка началось волнение. Тревогой полнились все действия и мысли. Казалось, все пребывают в какой-то лихорадке и поминутно поглядывают на небо.
– Чего это ждут люди? – спросил Мартин петуха.
– Осени, – сказал петух.
– Что-то я раньше никогда не видел, чтобы люди так ждали осени, – сказал Мартин. – У нас в это время обычно делают заготовки и запасы на зиму. А здесь?
Но, прежде чем петух у него на плече успел ответить, рядом с Мартином появился Томанс. Подкрался тихо как змея. Неужели он услышал слово петуха?
– Что толку готовиться, – сказал он. – Будет так худо, что не поможет ни компот из яблок, ни мука из мышей.
– Что же такое будет?
– Ах, мальчик, – сказал Томанс. – Надо бы тебе отсюда бежать. А если не убежишь, тогда не жалуйся, что я тебя не предупредил.
– О чём не предупредил? – спросил Мартин.
Но шут только покачал головой и ничего не ответил. Зато спросил:
– Как ты добился, чтобы петух у тебя заговорил? Или это искусство чревовещания? Почему ты мне не сказал, что владеешь им?
Мартин не знал, что имеет в виду Томанс.
– Тебе надо бы выступить с нами. Уже завтра, у герцогини. Её последний праздник в этом году. Хочешь?
Мартина так и пронзило. Попасть внутрь замка. Увидеть герцогиню. Конечно же, он хотел. Томанс взял его за руку.
– Сейчас мы порепетируем, – сказал он и повёл его к своему сарайчику. Остановился только у своих коз и подмастерьев. Козы жевали морковь, подмастерья – лук. Единственное, в чём те и другие казались схожими, – это в том, что выглядели одинаково глупыми. Один из подмастерьев плакал и долго тёр себе глаза. Может, это из-за лука? И только когда тот опустил руки, Мартин его узнал. Он ещё издали заподозрил, что знает его, а теперь убедился окончательно. Это был тот жуткий мальчишка.
Тот, что прыгнул когда-то Мартину на спину и погнал по глубокой грязи. Он уже подрос с того времени, стал почти парнем. Костлявый, подвижный, косматый. И голос. Куда подевался ангельский свет, который некогда источало его горло? Мартина охватило странное чувство, что в своём странствии он продвигается уже не вперёд, а назад. Как будто с этой секунды всё развернулось и пошло вспять. Мартин не мог отвести взгляда
