Человек, который любил детей - Кристина Стед
– Может, я и ошибался, но, Бог свидетель, своим брачным обетам я всегда был верен.
– Ну и дурак! – хмыкнула Хенни. Покраснев, Сэм подскочил к жене, схватил ее за плечо и крепко встряхнул. Она неловко извернулась, глядя ему в лицо. – Ты и сам знаешь, что лжешь!
Он сильно ударил ее по плечу.
– Сама меня вынудила!
– Не смей поднимать на меня руку, дьявол! – громко крикнула Хенни. – Не смей бить жену. Я всем расскажу, какой ты!
Она неуклюже поднялась с кресла и кинулась к окну, что выходило на 34-ю улицу, из которого виден был только пустой загон, поскольку их дом с участком занимал весь конец квартала и других домов поблизости не было. Хенни обрадовалась, когда Сэм зажал ей ладонью рот. Она плюнула в его руку и отбросила ее от себя, а потом умирающим голосом вскричала:
– Помогите, помогите! Убивают!
Сэм встал у нее за спиной. Она ждала, что муж заговорит, но он молчал. Хенни вернулась к своему креслу.
– Принеси мне мои нюхательные соли, – велела она. – Ты меня убиваешь. – Она открыла сумочку и достала флакончик с пирамидоном.
– Душенька, да не пей ты эту гадость!
Рассмеявшись, Хенни прошла мимо мужа к умывальнику, взяла стакан с водой, приподняла его и спросила:
– Откуда ты знаешь, что это гадость? – Запивая таблетку, она смотрела на Сэма через стекло стакана, а потом медленно опустила веки. – А теперь убирайся.
Сэм направился к выходу и увидел в дверях Луи – само воплощение порицания. Тревога в ее взгляде, обращенном на Хенни, сменилась упреком, когда она посмотрела на отца.
– Лулу, – тихо произнес Сэм, протянув к ней руку. Она ловко увернулась от него и прошла к Генриетте.
– Мама, тебе что-нибудь принести?
– Оставь меня в покое, – ответила Генриетта. – Твой отец уже сделал достаточно. Выйди и закрой за собой дверь. – Луи повиновалась. Сэм в нерешительности стоял в холле.
– Лулулу! – громким шепотом позвал он дочь, когда та вышла из комнаты Хенни.
Девочка взглянула на него и, повернувшись, направилась к кухне.
– Лулулу!
Она замедлила шаг, но, не останавливаясь, прошла в кухню.
– Луи! – резко окликнул ее Сэм.
Она появилась из кухни и нехотя поплелась к отцу.
– Почему ты не подходишь, когда бедняжка Сэм тебя зовет? – требовательно спросил он.
– Не знаю.
– Зато я знаю, – неожиданно с горечью в голосе сказал он. – Коварные игры твоей матери наконец-то дали свои плоды. Она настроила тебя против меня.
– Вовсе нет, – возразила Луи.
Сэм с жалостью посмотрел на дочь.
– Я знаю, что ты этого не знаешь, Лулу.
– Почему ты терзаешь ее? – безрассудно выпалила Луи.
– Пойдем-ка в светлую гостиную, – предложил Сэм. – Я хочу с тобой поговорить. Впрочем, нет, давай лучше прогуляемся, заодно и поболтаем. Причешись и обуйся. Может быть, сходим полюбуемся на наше родимое Многорыбье. – Многорыбьем Сэм иногда величал Потомак.
Луи вернулась на веранду, чтобы попрощаться с младшими, которые сидели и ждали ее там.
– Луи, давай рассказывай дальше!
– Не могу, я должна идти на прогулку.
– Сначала закончи рассказ, – настаивала Эви.
Луи помедлила, а потом сиплым голосом начала:
– Они пришли в таверну, и тот, у кого было свинячье сердце, не смог сесть за стол, а пошел в угол и там стал есть, сунув рыло в миску.
Не глядя на детей, Луи почувствовала и услышала, как они содрогнулись от удовольствия. Сол, хрюкавший, как свинья, умолк и замер, словно завороженный. Голову его обвивала зеленая бархатная лента, отчего короткие жесткие соломенные волосы стояли торчком. Вид у него был одновременно комичный и уродливый. Смуглое лицо Эрни сияло от веселья.
– Лулулу!
– Па, – простонал Эрни, – дай ей закончить. Пусть сперва дорасскажет.
– Весером-месером [вечером]! – пропел Сэм. – Весером-месером. А сейчас Лула-мула и Сэм Смелый должны пойти на прогулку и кое-что обсудить.
Дети недовольно вздохнули, но через минуту уже разбежались, найдя себе другие занятия. Солнце садилось, воскресенье – день веселья подходило к концу. Все немного приуныли. Такой чудесный долгий день, столько разных дел переделали, оглянуться не успели, а уже вечер. А завтра школа, уроки, драки и ссоры на школьном дворе. День будет короткий, противный и ничуть не веселый. Никакой другой день не сравнится с воскресеньем, когда Сэм дома.
2. Убийство и меридианы
Когда они вышли на улицу, солнце – желтая бесформенная масса – уже клонилось к закату, и Новый Иерусалим Сэма растворялся в молочной дымке. По Джорджтаунским холмам гулял слабый ветерок, облака поднимались выше, обнажая на туманном небе мириады безжизненных неподвижных звезд.
– Не суди, Лулу, – тихо сказал Сэм. – Кто все знает, тот все прощает. Еще до женитьбы на Генриетте Кольер я знал, что мы с ней не пара, но я тогда был молод и из благородства, которое зачастую ошибочно понимается как средневековое рыцарство, не решился порвать с ней. – Он приобнял дочь за плечи.
– А мама говорила, что не хотела выходить за тебя, – с сарказмом в голосе заметила Луи.
На это Сэм ничего не ответил.
– Честно скажу, Лулу: я думал, что смогу изменить ее жизнь, что с женой и детьми я создам маленькую ячейку замечательных мужчин и женщин, которые будут трудиться ради будущего. Это была – и есть – моя единственная мечта, главная надежда моей жизни; а я мечтаю только о реальном. Хочу, чтобы ты, Лулу, меня поняла. А она ведь даже не пыталась.
Бледный, как огонек свечи в сумерках, как топленый жир, он шагал вперед, не выпуская руки Лулу, а та смотрела мимо него ввысь, на неяркие звезды. Многие годы, взирая на отца снизу вверх с высоты своего маленького роста, его голову она видела такой, как сейчас, – призрачное земное пламя на фоне небес. Сэм взглянул на лунообразное лицо дочери; при угасающем дневном свете белки ее глаз блестели, так что казалось, будто они плывут к нему.
– Ты никогда не поймешь, Лулушка, как я страдал. Но я не сдавался. Судьба подкладывает булыжники на пути тех, кого хочет испытать, и мною она осталась довольна, потому что во мне есть твердость духа. – И Сэм рассказал дочери, что ему приходилось терпеть вспышки гнева, вопли, обмороки, ложь, клевету; Хенни порочила его перед соседями и родственниками, привела в дом врага и шпионку – Хейзел Мур.
Однажды она собиралась накрывать на стол, а на нем лежали мои книги, так она сбросила их на пол – из ненависти к книгам и ко мне. Меня это потрясло до глубины души, Лулу, ибо я понял, что они обе настроены против меня и