Несбывшаяся жизнь. Книга первая - Мария Метлицкая

– А с Анечкой… – охнул Васильич.

Лиза посмотрела ему в глаза.

– Васильич, помогите мне. Я хочу забрать Анечку, оставить себе. Удочерить. – И, помолчав, добавила дрогнувшим голосом: – Я… я не могу отдать ее в Дом ребенка! Понимаете, не могу! Из-за Полечки, из-за… да из-за всего! И привыкла я к ней, понимаете?

Васильич молчал. Налил в свой стакан мартини. Сок не добавил – махнул разом, как водку. Поморщился – «Фу, сладко» – и шмякнул стакан на стол.

Посуровел, скрипнул зубами.

– Понимаю! – резко ответил он. – Еще как понимаю! О Поле думаю – и сердце заходится. Довела ее эта стерва. До могилы сопроводила. Вот ведь гадина! И накрутила такого! Всех втянула, всех вовлекла, а сама деру! Какая же сволочь поганая. Проклинаю ее… Знаешь, как Полечка мучилась, как страдала? Ревела ночи напролет. Это ее и доконало: стресс, потрясения… Врач так и сказал. А Димка твой, – хмыкнул Васильич, – говнюк он, твой Димка! Говнюком был – говнюком и остался! Не пара он тебе, Лизавета, не пара!

Лиза молча разглядывала скатерть.

– Слаб в коленках, – презрительно бросил Васильич. – Всегда мать за него решала. А он только делал вид, что сопротивляется. Бросай ты его! Бросай к чертям собачьим и найди хорошего парня! Дымчик есть Дымчик – дымка, дымок. Раз – и нету! Фьють – и улетел, выветрился! В окно, в трубу, в щелку…

Он вздохнул и помолчал немного, размышляя.

– А что до ребенка… Не знаю, Лиз. Ей-богу, не знаю. Тяжело тебе будет. Ты и сама не представляешь, как тяжело! То, что жалко ее туда, это я понимаю… Но и твоя жизнь, Лиз, переменится. Это же не игрушки – взял, вернул. Возьмешь – обратно не сдашь. Это на всю жизнь, понимаешь? Воспитание, мать его, и все прочее! Хорошо, если бабкины гены, а если мамашины? Если в заразу эту пойдет, в Маргариту? Не думала про это? А папаша? Мы ничего про него не знаем. А если караул?..

Лиза покачала головой.

– Про это не думала.

– А кто папаша, знаешь?

– Знаю, – кивнула она. – Ну так, видела пару раз.

– С ним она сбежала? С папашей этим?

Лиза пожала плечом.

– Скорее всего, но точно не известно. Он бросил ее, когда узнал про беременность.

– Ну вот, – усмехнулся Васильич, – я так и думал: разве свяжется с ней приличный пацан? Ты, Лиза, думай. И думай быстрее. Привыкаешь ведь… С каждым днем все тяжче и тяжче будет. Короче, принимай решение. Подумай, девочку могут удачно удочерить. Ребенок здоровый, не от алкашей и уголовников, на таких детей очередь, и люди попадаются приличные. И будет нашей Анютке хорошо. Ну и мы проследим, что и как, абы кому девочку не отдадим, слышишь? Подберем нормальных правильных людей, проконтролируем. Подумай, Лиз. Три дня тебе хватит? И Полюшка будет спокойна.

Лиза кивнула – подумаю, мол.

А про себя сказала: «Я подумала. И решения не изменю».

– Вот ты мне скажи, – неожиданно всхлипнул Васильич, – за что нам такое? Полечке, мне? За какие грехи? Ведь мы с ней душа в душу, сама знаешь! А так мало нам отпустили! Жалко ее, сил нет. Каждый день плачу. Это на людях держусь, привычка, а как остаюсь один…

Требовательно заплакала Анюта.

– Знаю, Анюточка, знаю, – переодевая мокрые ползунки, приговаривала Лиза, – Анюта голодная! А мы сейчас поедим! Что будет Анечка? Манную кашку? Манную кашку и яблочный сок, да, моя девочка?

Лиза вернулась на кухню. Растерянная и заспанная Анюта во все глаза смотрела на малознакомого старика и, кажется, снова собиралась разреветься.

– Это дедушка, – сказала ей Лиза. – Хороший дедушка, добрый! Пойдешь к деду на ручки? А я пока разогрею малашку.

На ручки к Васильичу Аня согласилась не сразу, пошла с опаской. Но заинтересовалась отросшими за болезнь усами. Осторожно дотронулась, а потом со всей силы дернула.

От неожиданности Васильич вскрикнул, но зареветь от испуга названной внучке не дал, стал целовать пальчики, головку и, кажется, сам смутился, испугался проявления нежности.

– Возьми ее, – смущенно заворчал он, – возьми. Мне трудно держать. Ишь ты, пухлая какая! Вся в бабку Полю!

Покормив Анюту, Лиза засобиралась домой.

У двери обернулась.

– Васильич! Не надо три дня, я подумала. И, если можно… Помогите, пожалуйста! Одной мне не справиться.

– Да понял я, – буркнул Васильич и, смущаясь, добавил: – Скажи, Лиз, мне кажется или она правда на Полю похожа?

– Не кажется, – улыбнулась Лиза. – Очень похожа! Недавно стала похожа! Они ведь меняются: день одни, на следующий – другие. Я тоже заметила. Мне кажется, будет наша Анюта с рыжинкой, как бабушка. Если не потемнеет, с детьми это бывает.

В тот момент она и подумать не могла, что Васильич – суровый полковник, которого все боятся, этот чужой и непонятный человек – сможет стать ей и Анюте близким родственником, помощником, почти членом семьи. Если начистоту – вообще единственным, кто будет рядом. В самые тяжелые времена. И поможет в самом паршивом и нудном деле: бумажном.

Часто будет повторять, что делает все ради Поли, ради ее светлой памяти, пусть хотя бы так. И помощь его окажется поистине неоценимой.

А однажды скажет:

– Знаешь, Лиза, я много плохого в жизни сделал. Самого плохого, понимаешь?

Растерянная Лиза не поймет, как реагировать.

– Не веришь?– усмехнется Васильич.– Думаешь, я всегда был таким добрым дедушкой, эдаким старичком-боровичком? Нет, Лизок, не всегда… Я для своих был хороший. Для семьи, для родных… А для всех остальных… Эх, Лизавета! Ладно, поздно каяться. И в церковь идти поздно. Там за все отвечу. Не сомневайся, отвечу. Там, – он посмотрел наверх, – за все спросят.

* * *

А бумажной волокиты хватало. Если бы тогда, в самом начале, она бы знала или хотя бы догадывалась – на минуту бы представила! – с чем придется столкнуться и какие круги ада пройти… На скольких комиссиях выстоять. На какие вопросы ответить… Скорее всего, она бы отказалась от этой затеи.

Ее пугали и отговаривали, пытались поймать на вранье и уличить в корысти. Нервы сдавали, она плакала – господи, ну какая корысть? Ее искренне жалели и смотрели как на сумасшедшую. Ей хотели помочь, пытались остановить, уговаривали отказаться сейчас, пока не поздно, потому что дальше будет сложнее.

– Подумай! – шипела очередная чиновница с высокой башней на голове, затянутая в плохо сидящий, узкий неудобный костюм. – Подумай, настоятельно тебе советую! Ты уж доверься моему огромному опыту! А замуж? Ты что, замуж не