Крысиха - Гюнтер Грасс

Старуха, которую так или иначе зовут Эрной, перечисляет, что нужно купить: «И обязательно нам нужно что-нибудь покрепче, пару бутылок аквавита. Кто знает, что находится в вашем подводном царстве».

Штурманша, о которой я сказал, что ее зовут Марта, хочет что-нибудь пережить на суше. «Думаю, – предсказывает она, – я быстро подцеплю мужика, чтобы навсегда покончить с этим».

Дамрока, которую я всегда про себя называл Дамрокой, сразу после швартовки хочет отправиться к капитану порта за проштампованными документами. Она говорит: «Если мы встанем у правого борта напротив Мёнхгута и, когда пограничники ГДР подплывут к нам на своем катере, покажем им наши образцовые документы, нам уже ничего не будет угрожать».

Я держусь в стороне. Я не говорю того, что знаю. То, что может быть слишком поздно, остается невысказанным. Ах, если бы Винета была открыта для женщин!

Крысиха датирует нас по своей собственной системе. Все, что происходило до ее появления в Европе и что, согласно нашим подсчетам, имело точную дату, она объединяет формулой: это было во времена Черной Крысы. Ее происхождение остается темным. Скорее создавая легенды, чем проливая свет, она говорит: Мы долго жили у Каспийского моря, пока однажды не решили переплыть Волгу и отправиться в странствия, потому нас и стали называть бродячими[29] серыми крысами.

Поскольку их появление в европейских портах континента и Британских островов было зафиксировано в пятидесятых годах восемнадцатого века, крысиха утверждает, что великое переселение народов и распространение чумы началось именно во времена Черной Крысы.

И все те крысы, что во время Тридцатилетней войны в Магдебурге, Штральзунде, Брайзахе и других городах служили пищей голодающим, будучи съеденными сырыми, освежеванными, жареными или вареными, были теми самыми черными крысами.

Тем не менее крысиха, как серая бродячая крыса, прибывшая из Азии и по глупости названная Rattus norvegicus, принадлежит к тому роду Rattus rattus, который сейчас встречается все реже и является частью долгой истории черной крысы: та, по описаниям, была несколько мельче, с более заостренным носом и более длинным относительно тела хвостом.

Она говорит: Мы не проводим этих различий. Крыса есть крыса. И, как крысы, мы были свидетелями всех великих переселений народов, распространения чумы, прятались в тени крестоносцев и флагеллантов, были рядом, когда сжигали Жанну д’Арк, перед замком Макбета, с римскими императорами и на полях сражений Тридцатилетней войны. Если говорят, что на кораблях Густава Адольфа, когда он плыл по Балтийскому морю в Померанию, были крысы, то это были мы, черного цвета. И если в Гамельне в реке Везер якобы тысячами тонули домашние крысы, хотя и считающиеся хорошими пловцами, то это пытались утопить опять-таки нас.

Но настоящую активность серые крысы проявили лишь во время Французской революции, которая, по мнению крысихи, завершилась подавлением восстания Парижской коммуны; именно поэтому для нее особенно памятна война 1793 года, когда крысы, сырые и жареные, вновь обрели цену. Как только она начинает более длинную лекцию, она говорит: Когда мы во времена Парижской коммуны… или: Это было вскоре после восстания Парижской коммуны…

По подсчетам крысихи, безутешная и, как она говорит, гнусная история белой лабораторной крысы с красными глазами начинается незадолго до Парижской коммуны. В пятидесятых годах девятнадцатого века в Англии и Франции вошло в моду заключать пари на то, за какое время особо резвая собака, как правило терьер, загрызет от ста до двухсот серых крыс, которых помещали в закрытое пространство, откуда невозможно сбежать; развлечение не только для низших классов. Однако если среди пойманных крыс обнаруживались альбиносы, их отбирали и демонстрировали в балаганах и зверинцах как диковинку. Такая селекция продолжалась около десяти лет, пока во Франции, а затем и в Англии закон не запретил устраивать кровавые зрелища с крысами. Но поскольку спрос на бело-красных крыс к тому времени вырос, альбиносов, подходящих для выставок, стали содержать парами, что привело к появлению многочисленного бело-красного потомства.

Как утверждает моя крысиха, первым, кто начал проводить лабораторные эксперименты с белыми крысами, был врач из Женевы. Сначала он испытывал на них различные продукты питания, затем добавлял в корм лекарства, а в конце концов стал заражать подопытных крыс бациллами, вызывающими распространенные человеческие болезни: дифтерию, скарлатину и грипп, однако лишь через тридцать пять лет после восстания Парижской коммуны, когда в Вистаровском институте в Филадельфии началось массовое разведение этих лабораторных крыс, которых до наступления последнего дня называли полезными, бело-красные окончательно распространились в качестве подопытных по всему миру.

Моя крысиха говорит: Примерно через сто пятьдесят лет после нашей высадки в Европе – мы прибыли на корабле – с появлением лабораторных крыс в истории человечества начался отсчет времени до Большого взрыва.

Когда она закончила свой исторический рассказ, она добавила: Кстати, знаешь ли ты, что лаборатории по разведению крыс в Уилмингтоне, штат Делавэр, оценили свой мировой оборот в последний год человеческой истории в восемнадцать миллионов лабораторных крыс в год и прибыль в тридцать миллионов долларов?

Ее невозможно было отговорить от ускоренного обращения с двадцатым веком. Она объединяет Первую, Вторую мировые войны и им подобную предвосхищаемую третью в одно военное событие, которое, по ее словам, закономерно завершилось Большим взрывом. Поэтому, когда она начинает свой рассказ, она всегда говорит о времени до или после Большого взрыва. Под конец она также стала использовать такие слова, как времена человека и постчеловеческое время.

Когда она недавно мне снилась, она сказала: Это было еще во времена человека, но примерно через сто пятьдесят лет после эпохи домашних крыс, в начале эры лабораторных крыс, когда русская Балтийская флотилия под командованием адмирала Рожественского собиралась выйти в море из Либавы, мы сошли с корабля. И вскоре после Цусимского сражения, в котором мы участвовали только на японских кораблях, началась та великая война, которая, несмотря на некоторые перерывы, изобретательно использовавшиеся для разработки новых средств уничтожения, имела целью уничтожить человечество и таким образом, с окончанием трехэтапной мировой войны, положить начало постчеловеческому времени.

Недавно крысиха учла нашу систему подсчетов и сказала: Согласно человеческой датировке истории, это было в 1630 году, когда мы высадились с флотом шведского короля Густава Адольфа на померанском острове Узедом, и при этой высадке мы обнаружили у берегов Узедома затонувший город, который в эпоху домашних крыс назывался Юмна, а позже получил другое название.

Когда крысиха в следующем предложении произнесла название затонувшего города, я стал сокрушаться: О боже! Если бы женщины узнали, что крысиха знает, где находится Винета, они бы отчаялись. Я должен их предупредить. Как только проснусь, расскажу Дамроке о моей крысихе, о домашних и серых бродячих крысах, о rotta, radan, rät, radda и ratta, которые только после передвижения согласных[30] стали называться ratz, ratze, по-итальянски – ratto, по-французски – rat и по-немецки – Ratte и Rättin.

Разгневанный, я прервал ее, когда она перешла к более длинному докладу: Это было после Большого взрыва…

Ложь! закричал я. Все это ложь. Никакого Большого взрыва не было. И даже если он был, что не так уж и маловероятно, и вы, и ты, крысиха, не переживете этот день икс.

Она осталась невозмутимой, снова объяснила мне систему закупоривания, испытанную еще во времена Ноя, и сказала: Еще до взрыва, когда по-охотничьи пытались травить газом наши ходы и гнездовые камеры, мы использовали старых крыс в качестве затычек, своими тучными задами они герметично закупоривали наши убежища.

Когда я продолжил кричать Ложь! и Нет!, она сделала из меня ученика спецшколы: Твоя глупость, старик, требует от нас много терпения. Тебе придется остаться после уроков. Чтобы разъяснить тебе – ведь ты ничего, ничего не знаешь! – мы нарисуем нашу систему безопасности на доске мелом.

В то время как школьная доска