Несбывшаяся жизнь. Книга первая - Мария Метлицкая
Ясли были пятидневными, и ребенка можно было оставить на ночь. Но Лиза этим не пользовалась: после работы сразу бежала за дочкой.
И все-таки пару раз оставляла, когда вдруг случался театр или поэтический вечер. Ругала себя, уговаривала, что так делают все родители, и у них с Димкой тоже должна быть личная жизнь. А душа была не на месте: как она там, не скучает, не плачет ли?
В который раз думала, как же славно все у контингента устроено! Как удобно организована их жизнь и как отличается от жизни всех остальных…
Привилегии – это сплошные удобства. Будь то сад или ясли, продуктовый или промтоварный, поликлиника или больница, ателье или парикмахерские – ни тебе очередей, ни ворчливых и вредных регистраторш и медсестер. Все уважительно, все с почтением. Чувствуешь себя человеком.
Это был другой мир – приятный и удобный, милый и комфортный, умела система его организовать. Что и говорить, повезло: спасибо Полечке, ведь если б не она, не было бы никакого Васильича. И его почти безграничных возможностей.
И, кстати, Дымчика бы тоже не было…
Как говорила высокомерная Стелла:
– У нас просто другие возможности. И кто откажется от хорошего?
Права… Никто не откажется…
Но чувство неловкости было. Лиза ощущала себя самозванкой. Это был чужой мир и чужие возможности, где она словно случайно затесалась. Сегодня пустили – завтра попрут. Узнают, что она залетная, не по чину, и тут же попрут. Но какой же он удобный, их мир, а к удобствам привыкают мгновенно…
На работе все было непросто. В терапии, где она работала, лежали в основном люди пожилые. Старики были разные – скромные и капризные, требовательные и благодарные за любую мелочь. Диагнозы были обычные, стариковские: гипертония, атеросклероз, сердечно-сосудистые проблемы, диабет, артриты…
Старики удивлялись и не могли принять свое нынешнее состояние: «Как так, доктор? – говорили они. – Раньше у меня такого не было!»
Заведующая отделением, строгая Елена Николаевна, со вздохом отвечала: «Так раньше вам и восьмидесяти не было, уважаемый!»
– Никто не смиряется с возрастом, – качала головой заведующая. – Вот, например, я! Ведь все понимаю – деменции, слава богу, нет, кандидат наук, в медицине сто лет, – а как заколет в боку или увижу новую морщину, сразу расстраиваюсь! Посмотрю на себя в зеркало: один волос седой, другой, как же так? А вот так, в паспорте все написано! Для своих пятидесяти я еще вполне! – смеялась Елена Николаевна и строго добавляла: – Все мы такими будем, никого не минует. И никаких смешков при стариках и в ординаторской, слышите? Услышу – выговор в личное дело!
Коллектив Лизу принял и даже сочувствовал: ну надо же, совсем молодая, только окончила институт, а уже мать-одиночка! Мало того, что без мужа, так вообще без родни! И вроде невредная, ни от чего не отказывается, попросишь подменить – соглашается, всем интересуется, читает медицинские журналы, спорит с Еленой Николаевной, заведующей… И та, между прочим, к ней прислушивается и интересуется ее мнением!
В общем, серьезный человек эта Топольницкая. Точно будет Елениной фавориткой.
* * *
В октябре Дмитрий Кравцов вышел на работу. В высотку на Смоленском бульваре, в Министерство иностранных дел. Должность называлась красиво – референт. Что это значило, Лиза не понимала. Но и вопросов не задавала: видела, что настроение у него отвратительное.
В их жизни он появлялся внезапно и исключительно по желанию.
«А он хитрец, – думала Лиза. – Отношения выстроил так, чтобы не быть окончательно вовлеченным…»
Вроде есть он в их жизни – присутствует, приходит, появляется, – да не с пустыми руками: то тортик захватит, то связку бананов… В квартире на Кировской имеет личные тапки, зубную щетку, одеколон. Вполне по-семейному ужинает, может сходить в магазин, погулять с Анечкой, даже забрать ее из яслей – правда, это в редчайшем случае, если у Лизы настоящий форс-мажор. Остается на ночь, может попросить постирать рубашку. Вроде и свой – а нет, не совсем. Всегда ускользает…
Да и статус его оставался неясным: кто он здесь и кто он им? Не муж, не отец. Так, приходящий любовник?
Дымчик аккуратно и осторожно отделял себя от их жизни, проводил невидимую полосу отчуждения: мы вместе, да, но вы – сами по себе, а я – рядом, но все же отдельно.
Болезни девочки… Бесконечные сопли, хриплый кашель, температура, от которой молодая мать (хоть и доктор!) впадала в ступор, как все остальные мамаши. Каждые десять минут трогала дочкин лобик, ставила градусник, вскакивала по ночам.
Очереди в магазинах… Молоко, без которого не обойтись, творог, сыр, овощи, курица, мясо – все самое простое, как говорится, базовое. И все тот же режим строжайшей экономии. Лизе не привыкать.
К мясу не притрагивалась: все дочке, а она уж как-нибудь… В конце концов, «необходимый животный белок», как говорила заведующая Елена Николаевна, она получит в больничной столовой – шумной и грязноватой, с вечным перебрехом поварих, липкими столами, плохо отмытыми приборами и запахами, запахами…
«Почему в столовке всегда пахнет тушеной капустой? Даже в те дни, когда ее нет в меню?» – недоумевала Лиза.
Она бы вполне перебилась бутербродами с чаем, но Елена Николаевна, взявшая над ней шефство, тащила ее туда как на аркане.
– Так, – оглядывая прилавок, говорила она, – суп не бери, вижу, что несъедобный. Плов ни в коем случае: знаю я их, набросают туда обрезков!
Обзор продолжался. Лиза терпеливо ждала.
– Курицу бери, ну и что, что отварная? Зато безопасно! Курицу, салат из капусты. А может, свекольный? – она пристально смотрела на Лизу. – Как у тебя с этим, нормально? Запоров нет?
Лиза заливалась румянцем и с испугом глядела вокруг.
– Елена Николаевна! – шипела она. – С вашими штучками вы всех женихов разгоните!
Елена Николаевна сгибалась от смеха.
– Здесь же все медики! Ме-ди-ки, Лиза! А я тебя контролирую! Ты молодая мать и моя надежда! Посмотри на себя – серая как картон! А почему? Потому что не жрешь, я же знаю! Сама такой была…
Лиза знала, что Елена Николаевна одинока: семейная жизнь не задалась, муж, тоже врач, ушел от нее к молодой медсестре. Детей Елена Николаевна не родила, а та, молодая, этот вопрос решила быстро и без задержек – выдала троих почти без перерыва. И куда ему было деваться?
Пережила она это не просто тяжело, а очень тяжело: говорили, что в соседней неврологии лечилась от тяжелой депрессии.
Спустя два года после предательства мужа умерла ее мать, последний близкий человек, и осталась Елена Николаевна Пылицина одна
