Красная Поляна навсегда! Прощай, Осакаровка - София Волгина

Ему нравилось, как Люба обслуживала его за столом. Настя на кормление мужа смотрела гораздо проще, да и не заботилась, чтоб меню было разнообразным. Конечно, учится, работает. А кто ее заставляет, сидела бы дома! С самого начала ему не нравилось это навязанное ему условие, чтоб Настя продолжала учиться. «Сама виновата, а то может, и не очень бы я ходил сюда», – подумал он, лениво поглядывая на метавшуюся по комнате подружку, услужливо подавая то хлеб, то стакан с чаем, то полотенце.

– Ну как там у тебя дела? – спросила она, наконец, присаживаясь рядом, прижимаясь к плечу.

От близкого ее дыхания, хотелось побыстрее перейти скорей к кровати. Но не так же скоро, надо иметь выдержку. Он отстранился:

– Дела? А какие они могут быть? Все хорошо. Служу Отечеству, как положено.

– А дома, – осторожно спросила она и провела рукой по спине.

– Дома? А что дома? Жена в порядке. Скоро родит наследника, сама знаешь.

– Знаю, видела ее сегодня. Потому и спрашиваю.

– Видела? Где?

– В магазине. Она покупала марлю, для будущего ребенка, наверно. Мне тоже так хочется ребенка. Люба мечтательно закатила глаза к потолку.

– Ну и дура! А я не хотел бы. Да куда денешься.

– Не хотел бы? – от удивления ресницы полюбовницы взметнулись. – Не хотел бы?!

– А что? – Александр ерзнул на табуретке, усаживаясь поудобнее. – Надо пожить сначала для с-е-б-яя, – пропел он последнее слово, – народить детей можно и попозже.

– Странно, – Люба пожала плечами, – странные вы мужики. Как можно не хотеть ребенка, своего продолжения?

– Ну, ладно об этом, – прервал ее Александр. – Я, понимаешь, пришел, не это дискутировать.

– А я хочу от тебя родить, – вдруг заявила его подруга, жарко обняв за шею.

– С ума сошла? – замер, чуть не поперхнувшись Александр.

– А что? Хочу красивого, здоровенного, в тебя, сына.

– Я что тебе, бык производитель?

– Не то, чтобы совсем, – последовал ответ. На него смотрели смеющиеся глаза. Люба прыснула в руку. – Вообще-то, еще какой бык. Бычара…

Александр, в раздражении, положив ложку, резко встал.

– Ты что? Беременна?

– Да нет же, нет, – поспешила она его успокоить. – И пошутить нельзя!

Власин, шумно подвинув скамейку, снова сел и гневно возмутился:

– Какие тут могут быть шутки? Вся моя карьера насмарку, начнутся проблемы с женой. Ребенок не иголка, не спрячешь. Смеешься что ли?

Люба, дабы прекратить неприятный разговор, потянула его к разобранной кровати. Тот податливо встал, уронив что-то и сделав шаг, повалился на кровать, увлекая ее за собой.

Люба обожала его силу, и больше, пожалуй, ничего ей было не надо. Его это очень устраивало. Не надо было петь песни о ее красоте, (хотя и Настя не напрашивалась) говорить какие-то тонкие слова, как это приходилось с женой. И в будущем, встречаясь с другими женщинами ему больше всего нравилось, что от него они ничего не требовали взамен их горячей любви к нему. «Чем не жизнь? – думалось ему. – Надо брать от нее все, что она дает, тем более теперь, когда ты молод!»

* * *

Денег не хватало ни на что. В доме не было даже самого необходимого. Мыло берегли, как зеницу ока. Постельного белья не было. Спали на видавших виды матрасах из мешковины, набитых соломой или старой трухлявой ватой. Простыней не было, укрывались лоскутными одеялами. Подушки, правда, были у всех, набивали их куриным пером. В доме стоял стойкий запах коровьего пойла. Роконоца вставала в пять часов утра, доила корову, кормила всю скотину, готовила всем поесть утром, перед работой. Ирини давно зарабатывала на тяжелых работах в «Заготзерно». Так и шла жизнь – труд, труд и труд. Странно: было трудно, но и радостей было не мало. Как-то весело жили. Разве заскучаешь, когда рядом подруги и братья со своими друзьями. Иногда сидя перед окном своего дома, выглядывая на широкий пустырь за домами Балуевского и Истианиди, Ирини с сожалением вспоминала о прекрасном прошедшем уже времени, когда она с Марией-Ксенексолцей и пацанами затевали на нем самые разнообразные игры. Она, Митька Харитон и Мурад всегда оставались лучшими игроками. Слон был немного неповоротлив и толстоват, Иван слишком худ, слабоват, Генерал тоже. Зато оба они были очень цепкими, гибкими. Они прекрасно играли в лямбду. Генерал свободно и залихватски подкидывал ногой свою мохнатую особенную лямбду до пятидесяти раз. Все пацаны были мастерами игры в альчики. Ирини сама помогала братьям выбирать суставы костей из свиных ножек, вываренных и уже отделившихся от мяса для холодца после того, как бывала заколота очередная свинья. У Генерала и брата Харитона их накопилось со временем внушительное количество. Что и говорить – не скучали. Работали много и тяжело, но и отдыхать не забывали. Шутили, подзадоривали друг друга, собирались на танцы. Как сил хватало-непонятно? Молодость есть молодость!

С восемнадцати лет Кики, как старшей и уже заневестившейся, покупали иногда одежду, и она бережно складывала все в сундук и очень редко надевала обнову. Зато шустрая Ирини, улучшив минуту, стянет, бывало, юбку или кофту, (особенно она была неравнодушна к обуви) и пойдет на танцы, которые устраивались односельчанами каждое воскресенье. А уж как Ирини танцевать любила! Вот где она по-настоящему отводила душу! Сколько Кики с ней ругалась из-за своих обнов, сколько младшая сестрица обещала, что не будет притрагиваться к ее нарядам – бесполезно – все повторялось опять и опять.

– Кики, ну ты же ведь все равно не надеваешь их, дай же мне пофорсить, – кричала Ирини, убегая от разъяренной сестры в очередной раз.

– Не твое дело! – кричала в ответ Кики, – я знаю, когда и что мне одевать. Так они повзрослели и обе заневестились. Ирини, кровь с молоком, не по годам выглядела взрослой. Кики же выглядела моложе из-за своей смуглой бледности и худобы.

* * *

Неожиданно Кики слегла с диагнозом «желтуха» в тяжелой форме. Два месяца лечения ничего не дали. Обессиленная Кики опять ждала смерти. Однажды, старая санитарка посоветовала Роконоце:

– Найди у кого-нибудь в голове вшей и пусть больная съест с едой. Три штуки достаточно, чтоб человек оклемался от желтухи.

Удивленная Роконоца подумала, что она подшучивает над ее горем и, поджав губы, скорей ушла от странной советчицы. Но на следующий день, санитарка проявила настойчивость:

– Роконоца, я тебе серьезно говорю. Не побрезгуй советом. Спроси у людей: я свою внучку так