Ступени к чуду - Борис Семенович Сандлер
— Они… они, кажется, целовались!
Последнее восклицание Сему все-таки разбудило.
— Успокойся уже, ради бога! — попросил он и пожаловался кому-то: — Сама не спит и другим не дает…
Он еще что-то глухо проворчал себе под нос, повернулся на другой бок, натянул одеяло на голову и, испустив свистящий вздох, вернулся к своим сновидениям. А Фире что делать? Хоть с Луной разговаривай!
И так у них вечно: стоит заговорить о чем-нибудь по-настоящему важном, как сразу — «Успокойся уже!» Это его излюбленная песенка. Как будто ее сын — не его сын. Такая, видно, судьба. Все нужно самой помнить, обо всем самой хлопотать. Мишка закончил школу, и надо сушить мозги, в какой бы институт его устроить — то ли в мед, то ли в политех. А если в медицинском пять человек на место, а в политехническом три, это Сему мало волнует. А Фира уже не спит, Фира бегает по знакомым, Фира нанимает репетиторов. Семе все до одного места: «Успокойся уже!» Как она может успокоиться, если речь идет о судьбе ее Мишеньки? «Правильно, — толкует Сема, — именно поэтому парень должен сам пробиваться». Как вам это нравится? Сема объясняет ей, что должен делать Миша, как будто она не мать и не знает лучше сына, какую специальность ему выбрать. Семе хорошо говорить. Он был бы рад, чтобы Миша вообще не поступал: пусть сперва поработает по-людски, осмотрится, узнает, как достается трудовая копейка, а там уж и сам решит, куда податься. Например, говорит Сема, на заводе в их бригаде работает парень. Пришел прямо после аттестата и уже неплохо зарабатывает. Недавно поступил на заочное. Послушать Сему, так получается, что ее Миша тоже должен вкалывать у станка. Одного Семы ей мало!
Она подняла на ноги весь город. Мишу готовили лучшие учителя. Потом она поехала с ним в Кишинев, не отходила от него ни на шаг, пока он не сдал все экзамены (она решила в политех, все-таки больше шансов), и добилась-таки своего: Мишу приняли. Тут начались новые переживания: как он там будет без нее? Где питаться, что кушать? А вдруг, не дай бог, попадет в какую-нибудь компанию? В его возрасте, если уж вырвался из дому…
И снова она не спала. И снова Сема пел ту же песенку: «Сама не живешь и другим не даешь». Другим — то есть ему самому.
Луна перекатилась в нижний угол окна, а Миша все не шел. То, что ее Миша уже не маленький, она знала и сама. Закончил четвертый курс, без пяти минут инженер, можно сказать жених. Да-да, жених! Если откровенно, так Фира уже и невесту ему присмотрела. Очень хорошая девушка и из порядочной семьи, учится в Бельцком пединституте. Нет, Фира не против того, чтобы Миша сам нашел себе пару. Разве она не понимает? Сегодняшние молодые люди не любят, когда выбирают за них. И на здоровье. Лишь бы Мише нравилась, лишь бы он был с ней счастлив. Счастье сына и есть материнское счастье. И все же она неспокойна — беда с современными девушками! Растут, не зная нужды и забот, их одевают в самое импортное и модное, пылинки с них сдувают. В парикмахерской (Фира работает парикмахером) она встречает таких каждый день. Говорят только о тряпках, о нарядах. И, между прочим, уже прошли огонь, воду и медные трубы! Конечно, не все, но пойди положись на Мишу! Еще подцепит его какая-нибудь вельветовая финтифлюшка и в два счета заморочит голову своими ля-ля! Нет, Фира может надеяться только на себя, на свое материнское сердце, которое плохого не подскажет И вообще… ее Миша совсем еще нюнечка.
И Фира снова увидела как наяву вечернюю сцену под деревом. Хотя все происходило в сумерках, сейчас она могла бы побожиться, что они точно целовались. А если уж целуются на улице, значит, далеко зашло.
От такой неожиданной мысли у нее сердце замерло. Конечно, рано или поздно придет день, когда ее Миша будет принадлежать не только ей. Может быть, даже больше кому-то, чем ей. Когда женятся, матерей забывают. Забывают, как мама недосыпала, недоедала, как всю душу вкладывала в ребенка, в свое чадо. И за что ей такое?
Слезы уже стоят у нее в глазах. Луна расплывается по стеклу, словно бог окатил ее водой из ведра. Фира готова расплакаться, но вдруг слышит в коридоре шаги. Она вскакивает с постели, накидывает халат и босиком спешит в прихожую,
— Почему так поздно? Где ты был? Что случилось?
Маленькая, худая, она стоит перед своим рослым широкоплечим сыном (статью он пошел в Сему), жмурится от яркого света, поправляет растрепанные волосы.
— Машина поломалась, — спокойно отвечает Миша, вешая на крючок брезентовую штормовку. В ней, в этой самой штормовке, он побывал прошлым летом в Удмуртии со своим стройотрядом. Командир, подумать только! (Еще пять лет жизни отняла эта поездка у Фиры.)
— Какая машина? — не понимает она.
— Нашего соседа Лени «Запорожец».
— А ты при чем?
— Как при чем? — удивляется Миша. — Вместе на рыбалку ездили.
— На рыбалку?! — Фира ахает: ведь мог утонуть!
— Ну да, в Струзовку. И надо же — драндулет стал посреди поля.
— Как же ты мог? Не сказать, не спросить… А если бы, не дай бог…
— Мамочка, дорогая, — перебивает Миша, — когда ты поймешь, что я уже не мальчик?
Он устало присаживается на край стула и стаскивает резиновые сапоги. Потом улыбается, вспомнив, как они с соседом толкали проклятый «Запорожец» до самого шоссе.
— Да, хорошая рыбалка была, — говорит он, — Еле домой дотащилась.
И вдруг Фирино лицо расплывается в улыбке
— Так, значит, это не ты вечером… вод дереном… Чего только маме в голову не придет!
Она смотрит на своего взрослого сына, обнимая взглядом всю его крупную фигуру. Останавливается на лице: черные курчавые волосы, высокий лоб, над левой бровью чуть заметный шрамик, крупный нос, полные губы. Она смотрит на него тем же счастливым взглядом, что и тогда, в тот день, когда впервые кормила его грудью, и, как тогда, не может им налюбоваться: «Нет, он еще пока мой, только мой!»
Марта
Рассказ
Вечер. Всем надо домой. Машины на улице обгоняют пешеходов, а пешеходы, кажется, спешат догнать автомобили. Скоро в каждом
