Это - Фай Гогс
Глава 26
В которой я теряю кое-что бесценное, зато забираю кое-что ценное
Каждый, кто хотя бы раз получал бейсбольной битой по голове, может по праву гордиться своей принадлежностью к одной из двух категорий людей. Первые были бы счастливы повернуть время вспять, чтобы до конца своих дней избегать мест, где происходят такие нехорошие вещи. Вторым же будет все едино, потому что любые их желания, равно как и грезы об инверсии прошлого и грядущего взамен того, чтобы просто перестать шляться где попало, имеют теперь для них одинаковую значимость – то есть абсолютно никакой!
Но я вовсе не собирался разделить судьбу этих неудачников, поэтому быстро присел. Как раз вовремя, потому что сразу вслед за этим над головой у меня просвистела бейсбольная бита, отличить которую по издаваемому ею звуку могло только чуткое ухо вроде моего!
За два года моего общения с хозяйкой этой спальни я уже много раз имел возможность убедиться, что та терпеть не могла полумер. Чтобы избежать повторного удара, я упал на правый бок, вытянул левую ногу и крутанулся на сто восемьдесят градусов.
На полпути мой кроссовок задел что-то нежное и хрупкое. Я вскочил и бросился туда, откуда послышался звук падения тела и стук выпавшей из рук биты, но встречный удар ногой в бедро остановил меня. Скорчившись от боли, я все-таки успел ухватиться за пятку, прекрасную даже на ощупь, и таким образом избежал повторного удара, который разом лишил бы целый выводок пусть и не слишком рослых, зато необыкновенно смышленых сорванцов всех их звезд на Голливудском бульваре и десятков акров земли в Арлингтоне[33].
Перетащив извивающуюся фурию к массивной кровати с балдахином (мой внутренний компас всегда был под стать слуху), я нащупал лампу на тумбочке, включил свет – и предо мною предстала моя невеста Бьянка, голая и разъяренная!
Напрасно тщились менестрели воспеть невероятную красоту юной принцессы – старый король, неудовлетворенный их жалкими потугами, бросал несчастных одного за другим в клетку с голодными львами. Не осмелился бы на это и я, но даже скупой отчет о том, на что смотрели сейчас мои бесстыдные глаза, напомнил мне рассказ моего старого приятеля Тревиса о поездке на «Комик Кон», где он впервые увидал настоящую девушку после двадцати пяти лет непрерывных странствий по дебрям «Варкрафта».
Своим грязным щупальцем я святотатственно прикасался к ножке, увидав которую сама Венера прекратила бы свои амурные шашни до тех пор, пока на Кипре не заведется хоть один приличный остеопат. Ножка эта принадлежала распластанной на полу высокой темноволосой девятнадцатилетней красотке с потрясающими изумрудными глазами. Черты ее были настолько безупречны, что сразу становилось понятно, как выглядел тот ангельский прообраз, который пытались воссоздать сосланные с небес за пьянство сыны божии, якшаясь с человеческими дочерьми. Вряд ли можно вообразить злодеяния, которые не совершило бы их повсеместно расплодившееся потомство всех мыслимых полов, чтобы заполучить такое же тело. А что касается груди…
– Чего вылупился? Отпусти ногу! – злобно прошипела Бьянка.
– Только если пообещаешь больше не дебоширить, любимая, – улыбнулся я.
– Обещаю, что чем дольше будешь меня держать, тем больнее тебе будет, когда отпустишь!
Я отпустил, и Бьянка, вскочив, бросилась на меня с кулаками. Мне пришлось в меру грубо заломить ей руки за спиной, уложить на кровать и сесть на нее сверху. Затем я еще раз попробовал прибегнуть к увещеваниям.
– Дорогая, я-то, в общем, готов сделать скидку на то, что ты выросла среди убийц и живодеров. Однако позволь напомнить, что по плану это я должен, так сказать, набить тебе морду – не наоборот. И поверь – я сделаю это безо всякого…
Вспомнив об удовольствии, я не выдержал и наклонился, чтобы поцеловать ее. В ответ она попыталась боднуть меня головой. В ее поведении не было ничего неожиданного. Бьянка привыкла всегда давать сдачи, но предпочитала делать это ещё до того, как у нее появится повод. Сама мысль о том, что она не будет первой, казалась ей чем-то немыслимым. Впрочем, она также любила, чтобы и последнее слово всегда оставалось за ней!
– Предлагаю пропустить ту часть, где детвора бросается в Брюса Беннера ореховой скорлупой и сразу выпустить Халка, дабы свершился акт кровавого искупления. Готова?
– Бей!
Хоть я совсем и не из тех, кто медлит, когда слышит это слово, но глядя на нее, я колебался – столько же, сколько колебались варвары перед тем, как раскурочить прекрасную античную статую. Не больше секунды. Мне не нужно было напоминать себе о том, что хорошо проделанная мною работа, возможно, спасет Бьянке жизнь.
Прицелившись, я саданул ее по скуле, стараясь не рассечь кожу. Она приняла это достойно, продолжая презрительно смотреть мне в глаза. Ну как можно было в эту минуту не влюбиться в нее? «Да проще простого!» – ответил я сам себе и ударил снова, одновременно разбив ей губу и нос, из которого сразу брызнула кровь.
– Теперь ударь по другой щеке!
Если забыть о полном отсутствии у Бьянки самоиронии, то эту просьбу можно было принять за сносную шутку. Но сказано это было предельно серьезно – и именно поэтому ее слова прозвучали так трогательно. «А ведь как бы и вправду не втрескаться по уши в свою невесту!» – подумал я и с неохотой удовлетворил ее желание.
– Разбей тут что-нибудь, – распорядилась она, надев короткий шелковый халат. – И не беспокойся. Когда этот дом строили, никто не слыхал о профсоюзах.
Как и Бьянка, я высоко ценил усердие строителей, лишенных профсоюзного билета, но не стал бы выполнять поручение этой неуравновешенной особы, если бы не знал наверняка, что прислуга ночует в отдельной пристройке, комната Генерала находится в противоположном крыле здания, а громкий шум ночных ролевых игр, которому с удивлением и беспокойством внимал сейчас хозяин соседней спальни, производили отнюдь не мы с его сестрой, но медведи да волки.
Подняв с пола биту, я расколотил несколько предметов из тех, что сам ни за что бы ей не купил из-за их абсурдной стоимости. Под шумок мне удалось незаметно прикарманить небольшой ноутбук. Затем я бережно пригладил растрепавшийся вихор (увидав это движение, даже моя сводная сестра Франческа одобрительно проворчала бы: „Schifoso bastardo!“[34]) и открыл дверь, приглашая Бьянку на выход. Она босиком прошла мимо меня
