Это - Фай Гогс
Подойдя к шкафу, я немного приподнял и налег на нужную полку. Послышалось тихое постукивание сработавшего электромеханизма. Небрежно сбросив несколько книг с соседней полки, я нащупал заднюю стенку и попробовал сдвинуть ее вниз. Та легко поддалась, открыв доступ к небольшому металлическому рычагу. Я повернул его против часовой стрелки, секция мягко выползла наружу вместе с полозьями, прикрепленными к мощным шарнирам, и мне осталось только отодвинуть ее вправо.
Увидев наконец вживую сейф высотой поболее моего роста я достал из своего памятного погреба и мысленно поставил на лед бутылочку «Болленджера» шестьдесят третьего. Поверенный, который много лет назад своими глазами видел оплаченный счет, не ошибся! Это была пусть и весьма надежная, но прекрасно мне знакомая французская модель «Фише Боуш» с четырехдисковым лимбовым замком.
После долгих тренировок с помощью одного только стетоскопа я научился вскрывать такие минут за двадцать, поэтому мог позволить себе потратить несколько минут, чтобы сначала попробовать ввести те двадцать два варианта сочетаний из четырех цифр, которые помнил наизусть.
Сняв куртку и вытащив из-за пояса пистолет, глушитель которого впивался мне в промежность, я положил их на пол и погрузился в работу. Мне пришлось накрутить около десятка заведомо неверных комбинаций прежде, чем у меня за спиной послышался едва слышный шорох. Цифры «0316» с самого начала были одной из моих главных ставок. Дверь издала разочарованный стон и пала. Торжествующе вскинув руки вверх, я повернулся к Бьянке.
– И что это было? – деловито осведомилась она, держа обеими руками направленную на меня «Беретту».
– Шестнадцатое марта, первое причастие Винни. Осторожнее, стреляет от тремора в пальце.
– Я знаю, дорогой. И спасибо, что не забыл про глушитель! – ответила Бьянка и нажала на спуск.
А дальше произошло вот что: пороховые газы, которые, по идее, должны были привести в движение ту пулю, что размотала бы по всей комнате хрящи моей носовой перегородки, на этот раз со своей крайне простой задачей почему-то не справились. Это таинственное обстоятельство наверняка бы заставило покраснеть спесивого итальянского производителя моего оружия гуще перезревшего сицилийского pomodoro, если бы не одно крохотное, но немаловажное «но»: не было, да и быть не могло никаких пороховых газов, потому что порох, от воспламенения которого эти газы обычно и образуются, вместе с той самой пулей, гильзой и двенадцатью их сестрами находился сейчас совсем в другом месте – а именно на дне одного из моих бездонных карманов!
Раздался сухой щелчок. По причинам, о которых уже было довольно подробно рассказано выше, я, в отличие от Бьянки, рассчитывал именно на такой результат, и теперь, уже не мешкая даже сотой доли секунды, одним безжалостным ударом в челюсть отправил ее в глубокий нокаут, разом лишившись и надежного партнера, и любящей невесты.
Скорбь об утрате обещала быть весьма недолгой, поскольку в сейфе меня поджидало лучшее из всех известных снадобий для быстрой амнезии – бриллианты от половины до пяти карат на двенадцать миллионов долларов, а брошенный без присмотра разряженный пистолет действительно оказался весьма эффективным бизнес-решением, которое позволило мне увеличить мою долю в этом деле до ста процентов – и остаться настоящим джентльменом.
Кроме бриллиантов и монеты, в верхнем отделении сейфа я нашел еще порядка полумиллиона наличными. Чуть ниже лежали кипы старых папок, на каждую из которых была наклеена этикетка с чьим-то именем, а полки в самом низу была завалены кучей разной разности, упакованной, в основном, в полицейские мешки для улик. Монету я не тронул, а деньги и бриллианты сложил в самый большой из пакетов, вытряхнув из него чью-то слипшуюся от засохшей крови рубашку.
Потом я достал из куртки скотч и телефон, с виду точь-в-точь как тот, что лежал на трюмо в спальне (это он и был). Телефон я положил рядом с Бьянкой, а скотчем заклеил ей рот, несколько раз обмотав голову. Роскошные волосы моей любимой после такого было уже не спасти, зато теперь ее точно не заподозрили бы в том, что она помогала мне. Последнее, что я сделал для ее алиби – скрутил ей руки спереди. Теперь, очнувшись, она все-таки смогла бы отодрать от губ скотч и набрать нужный номер.
На моих часах сработал таймер. До обхода оставалось меньше пятнадцати минут. Вернувшись к сейфу, я начал сгружать на пол папки. В соответствии с планом я должен был захватить их с собой, чтобы когда-нибудь потом, сидя на теплом песке с бокалом охлажденного «Болленджера», не спеша полистать эти выцветшие от времени бумаги, благодаря чему на одну-две цифры удлинились бы уже и без того длинные их ряды в моих банковских выписках.
Но вдруг я остановился; вздрогнул; покрылся горячей испариной; я бы даже сказал, застыл на месте, как пригвозженный! Меня вдруг пронзила невесть откуда взявшаяся мысль, что ничем, включая даже «Боллинджер», к которому питал простительную слабость – ну то есть решительно ничем из перечисленного я отныне и вовеки не смогу воспользоваться!
Раньше, когда нечто подобное приходило мне на ум, я вспоминал слова поверенного: «Избавься от страха за то, что твое ужасное будущее станет таковым, и оно превратится в одно нескончаемое прекрасное настоящее». Это его высказывание помогало всегда, но почему-то только не в этот раз. Наоборот, мне вдруг с ошеломляющей ясностью привиделось, как я в чужом прекрасном прошлом лежу на холодном снегу с четырьмя бутылками теплой водки в авоське с изображением пузатого олимпийского маскота и торопливо листаю свой новенький, ярко-красный партбилет.
Зато благодаря этому кошмару я сразу вспомнил забытый мною пункт номер два из того же совета поверенного: «Если пункт номер один по какой-либо причине не сработал и страх никуда не делся, то немедленно, сию же секунду замени ближайшее по плану действие на его прямую противоположность!»
И я спешно принялся рыться в документах. Вскоре мне удалось найти тонкую папку с именем «Паоло М.» Открыв ее, я обнаружил лист с машинописным текстом, начинавшимся словами: «Я, Паоло Манка, добровольно и безо всякого принуждения признаюсь в убийстве и ограблении…» Сложив папку и сунув ее в мешок,
