Системные требования, или Песня невинности, она же – опыта - Катерина Гашева

Я смотрела, как иссякает струя, как поворачивается ко мне Скворцов.

– Ты чего не спишь?

– Так. Не засыпается.

– Давай массаж сделаю.

– Давай… Мне раздеться?

Я без стеснения стянула футболку и шорты. Я не думала и не пыталась соблазнить его, отбить у Ларисы. Наверное, не пыталась. Знала: так это не получится.

Скворцов шагнул ближе, развернул меня спиной, провел напряженными большими пальцами от плеч и вдоль позвоночника к ягодицам, потом обратно вверх, нырнул ладонями под мышки, зацепив соски, добрался до ключиц и снова мял, нажимал. Потом уложил меня в траву и стал разминать плечи, спину, бедра и дальше вниз до кончиков пальцев.

На поляну ползли с реки полосы тумана, а я чувствовала только пальцы, что-то нажимающие, разглаживающие, выправляющие. Я улыбалась. И после, засыпая в палатке, продолжала улыбаться.

Я больше не боялась своих снов. Наверное, со мной действительно случилось просветление, оставалось понять, что с ним делать. И что делать со Скворцовым? Что-то ведь я чувствую к нему? Не люблю – точно. Как можно любить парня, который старше тебя на четверть века, или сколько ему сейчас? Но вот это ощущение близости. Оно настоящее. Я уже разбиралась.

* * *

Танки привезли поездом. Сначала они стояли на открытых платформах, потом медленно, кряхтя, сползали по аппарелям вниз, на насыпь, пятились по-рачьи, рассредоточивались вдоль ковыльного кювета. Впереди, рукой подать, нахохлился город.

Экипажи пересмеивались, сплевывали подсолнечную шелуху. По шлемофонам постукивали редкие дождевые капли. Из травы выглянула кошка, обошла кругом передний танк, отряхнулась, посмотрела снисходительно, скакнула снова в траву и исчезла.

И была ночь, и было утро… И утром от окраины пришли старухи. Принесли печеные яйца, молоко, сваренную с укропом картошку: «Ешьте, мальчики, ешьте, война будет – там не накормят».

На третий день солдатиков разобрали по домам ночевать. Кто-то прижился, кто-то уехал.

Оставшиеся еще навещали свои машины, грели движки, смазывали, подкручивали, гоняли радиочастоты, вслушивались: вдруг все-таки приказ. Кто-то приходил с девушкой и сначала показывал, как все устроено, а потом и она показывала в ответ все, что знала, и где там расстегивается.

Танкам было странно. Было скучно, тоскливо, потом страшно. Мальчишки ползали по броне, откручивали на сувениры что получалось открутить.

Танки живут очень медленно и, если не убьют, очень долго. Когда никто не видит, они задирают вверх хоботы пушек и тихо воют что-то небу.

Мы возвращались в город. Я никак не могла понять, при чем тут танки.

Глава 28

Прощание славянки

Скворцов появился у Сашки в сумерках. По парку прогуливались парочки и мамаши с колясками, скамейки обсели компании, шумные и не очень, поэтому шел он верхней, заросшей боярышником и оттого пустой аллеей.

В доме по случаю жары окна стояли нараспашку, изнутри доносились голоса. Один, женский, уверенный, Скворцов прежде не слышал, второй был Сашкин.

– Ты подумай хорошо, брось валять дурака и вернись на работу. Ты знаешь, тебе все рады. А я, если кто вдруг не обрадуется, приду и дам в глаз.

– Не хочу, извини. Лучше я снова буду ихтиологом, уеду на море, буду ловить золотую рыбку. Пока мне и так хорошо.

Скворцов остановился под окном и замер. Он пришел поговорить с Сашкой о текущих делах, но, похоже, не ко времени.

– Пока! – Женщина негодующе фыркнула. – Тебя все равно отсюда вышвырнут, хоромы твои снесут и построят особняки.

– Посмотрим.

– Уже посмотрели. Ваш дом – под снос.

– Ничего, перебедуем.

Потом тишина. Скрип отодвигаемого стула.

– Мне пора. Но ты подумай, хорошо?

– Я уже.

– Еще подумай. Не надо меня провожать! – По половицам процокали каблуки хороших туфель.

Скворцов отступил за угол, встречаться с отдельной Сашкиной жизнью ему совсем не мечталось, дождался, пока шаги стихнут, и вернулся к окну.

– Эй, хозяин!

– Кого еще нелегкая? – отозвался Сашка, перевешиваясь через подоконник. – А-а-а, это ты. Чего не заходишь?

– Да вот, не хотел мешать высоким договаривающимся.

Сашка раздраженно махнул рукой, скрылся и тут же вылез на подоконник уже весь.

– Тебя давно не было, – сказал он, повозившись. – Где пропадал?

– То там, то здесь… – Объяснить свои жизненные обстоятельства Скворцов бы сейчас не взялся. – А у тебя что?

– Слышал же, выселить пытаются. Ты чаю хочешь? У меня тут заварено.

– Чаю – да, а в дом – нет, – честно признался Скворцов.

– Говно-вопрос.

Сашка принялся передавать через окно табуретки, чашки, чайник заварочный со сколотым носиком, потом большой эмалированный. Спрыгнул сам, держа в одной руке коробку с рафинадом, в другой миску с печеньем.

– Ты чего пришел-то? С тобой Лис связался?

– Лис? Ах ты ж черт! Когда?

– Неделю назад, насколько я понял. Или около того. Ко мне он вчера приперся. В соплях весь, ревет через два слова. Я ему водки бутылку дал, он ее из горла высосал и упал. – Сашка вздохнул.

…Лис звонил Марусе по скайпу сначала каждый день. Потом реже. Она скрывала, конечно, но говорить ей было уже тяжело, и он, отговариваясь делами, стал делать пропуски. Несколько раз, когда она звонила сама, даже не взял трубку. Объяснял себе, что это для нее, но в душе знал, что самому тяжело. Улыбаться, придумывать интересные новости, смешить. Маруся, наверное, чувствовала. В разговорах возникали тяжелые паузы. Когда она перестала вставать, ничего, кроме пауз, почти и не осталось. Был только один хороший разговор. Маруся хвасталась самоходным инвалидным креслом. Они со смехом повспоминали гонки на тележке из супермаркета, по ассоциации перекинулись на последнюю ее экскурсию по Филадельфии, обсудили скорость роста волос.

В Америку поехать не удалось. К моменту, когда мысль обменять верещагинскую квартиру на поездку Лиса в Штаты вызрела, хахаль матери уже подсуетился, и квартира уплыла. Через общественные и благотворительные организации тоже ничего не вышло. Ни Лис, ни Сашка необходимых связей не имели. Месяц Лиса мурыжили журналисты, тем все и кончилось.

Этот звонок он тоже собирался проигнорировать, но дело решил случай. К ноутбуку подскочил сосед по комнате и нажал иконку ответа. Лис кинулся, готовя оправдания, но на экране была не Маруся, а молодая, чуть полноватая негритянка, стрижка барашком.

– Ты Лис? – спросила она на удивительно чистом русском. – Здравствуй. Я Алена, юрист Пэнн Палиатив Кэа[120], звоню по распоряжению мисс Марии Орловой. У меня сообщение для вас. Скажите, могу я увидеть ай-ди?.. Личный документ.

Лис механически дотянулся