По дороге в Вержавск - Олег Николаевич Ермаков
Илья наконец добрался до родника. Он назывался по имени смоленского святого монаха двенадцатого-тринадцатого веков – Авраамиевым. Из песчано-глиняной чаши пила воду трясогузка. Илья остановился и ждал, пока она напьется и улетит. Но трясогузка и не думала улетать, все бегала над прозрачной водой, помахивая длинным хвостом, иногда быстро нагибала головку и касалась клювом воды. Илья уже больше не мог терпеть и шагнул к роднику, трясогузка взлетела. Он снял очки, положил их на камень и подставил ковш ладоней под струю, вытекавшую из трубы, вделанной в землю, и плеснул водой в лицо. Она была вдохновенно холодна. Илья хорошенько умылся, а потом начал хлебать эту воду, выбегающую из тайной глуби земли. И тоска жгутом провернулась в его сердце, и все дела людей на поверхности этой земли показались безумными. Разве это им нужно? Разрушать и убивать? Неволить и пытать друг друга? Тогда как земля и небо полны какой-то несказанной тайны, и только в познании этой тайны есть радость и смысл. И этому можно посвятить всю свою жизнь – следованию за тайной. Как он в детстве искал этот жемчуг, потом – Вержавск…
Он уже прожил на белом свете больше двадцати лет, а все так и не добрался до Вержавска. Рядом же этот Вержавск был… Вниз по Каспле, потом вверх по Гобзе, всего-то километров… ну шестьдесят. Или на велосипеде… Да на машине, хоть и круг дать, через Слободу, в которой на озере Сапшо жил Пржевальский, но все равно быстрее получится.
Но вот – теперь Вержавск уже несказанно далеко.
35
Подумав, что одного ведра воды будет недостаточно, Илья пошел в ближайшие уцелевшие дома, постучал в одну дверь, ему никто не ответил, потом в другую, пошел уже прочь, как вдруг позади дверь со скрипом раскрылась, он обернулся и увидел в щели между дверью и косяком девичье лицо.
– Вам чего, дяденька? – спросила девочка-подросток.
– Ведро ищу. Мы там в башне сидим… люди, коза, корова. Одно ведро у меня есть. Для воды. Но этого мало. А идти сюда далеко и опасно.
– А немцы ушли?
Илья смотрел на девчонку. Значит, она ему открыла, подглядев, что вроде свой, и решила узнать про немцев. Да куда ж они так быстро денутся?
– Нет, – ответил он и пошел дальше.
Но девочка его окликнула.
– Дядя!
Он оглянулся снова. Девочка замялась.
– Возьмите ведро.
Илья вернулся к крыльцу.
– Входите.
– Нет, я обожду, – сказал он, но, оглянувшись, подумал, что лучше все-таки не маячить здесь, и вошел в сени.
В сумраке он озирался. На стенах висела какая-то рабочая одежда. На полках стояли пустые банки, коробки. В углу разглядел алюминиевый большой бидон, в какой обычно в деревне набирали молоко на дойке.
Девочка принесла ведро.
– Вот такой бы бидон, – проговорил Илья, показывая в угол. – Всем воды хватило бы, и людям, и животным.
Девочка легко согласилась:
– Берите.
– Да как же?.. Хм, я, конечно, потом постараюсь вернуть… Но ведь у меня сил не хватит тащить, тем более в горку.
– А у дедушки тоже силенок бы не хватило, – тут же ответила она. – Да он смастерил тачку.
И она показала на прислоненную к стене самодельную тележку с маленькими колесами.
Илья поправил очки.
– А где же сам дедушка?
– Не знаю! – воскликнула девочка с отчаянием. – Ни мамы, ни дедушки! Дедушка как ушел еще вчера наверх за хлебом, так и не вернулся. А мама еще раньше пропала.
– Так ты здесь одна?
– Нет, Барсик где-то прячется и Борька в хлеву.
– А соседи?
– Заперто, ушли. Тут так все взрывалось… ужас! Дома горели.
– Ну может, дедушка все-таки вернется, – ободрил ее Илья.
– Дяденька… можно я с вами? В башню? – попросилась она.
– В башню?.. Да там и спать не на чем. И есть нечего. Даже воды нет.
– Ну и что, ну и что, дяденька! Я так… как-нибудь. Дом запру и пойду. Сала возьму, картошки.
– А поросенок?
– Я его уже поила и кормила. А Барсик и сам напьется и мышей половит.
– Ладно, собирайся пока я воды наберу, – сказал Илья.
И девочка, неестественно хохотнув, побежала в дом. А Илья взял бидон, и тележку, заодно уж и ведро и вернулся с гремящей повозкой на родник и набрал холодной и чистой воды. Возле забора его уже поджидала девочка с мешком. Илья взглянул в ее ясные, голубые, резкие глаза. Она надела белую беретку, куртку, юбку, сандалии.
– Ты бы штаны какие надела, – посоветовал Илья. – Ночью будет холодно.
– Я с собой взяла, – тут же сообщила она. – И козье одеяло.
– Надо было написать что-то, – сказал Илья. – Дедушка придет и станет волноваться. Или мама.
Девочка насупилась и отрицательно покачала головой.
– А если немцы прочитают? – тихо спросила она.
– Ну пошли.
И они пошли по улице Красный ручей. Илья тащил тележку за веревку, а девочка сзади придерживала ведра.
– Не везите так шибко! – остерегла она. – Вода расплескивается.
– Тебя как звать? – спросил Илья.
– Ира.
– Угу… А меня Илья.
– А по отчеству?
Илья усмехнулся. Но ответил.
– А вы учитель, Илья Прохорович?
– Нет. Я музейный работник. Сотрудник исторического музея. Знаешь, в Иоанна Богослова музей? И библиотека. Вот там…
Возле того дома со сгоревшим верхом снова были немцы. Они громко говорили, а, увидев Илью с девочкой, примолкли. У всех были запыленные лица, белесые губы, сверкающие глаза. По курткам расплывались пятна соли. Одни коренастый немец поднял властно руку с закатанным по локоть рукавом.
– Halt! – приказал он зычно.
Илья и девочка остановились. Немец, сдвинув автомат на спину, подошел к тележке, заглянул в ведра, потом жестом велел открыть бидон. Илья повиновался. Немец и туда заглянул. Потом присел на корточки у ведра и стал пить. Второе ведро взяли другие солдаты.
Илья слушал, как громко булькает вода смоленского Авраамиева родника в горле у солдат, и думал, стоило ли им затевать такую бурю, чтобы просто испить этой глубинной воды. Они могли прибыть сюда паломниками, пешком или на велосипедах, это было бы и трудно, и интересно.
Немцы переговаривались, посматривая на Илью и девочку. Напившись, они отдувались… Тот коренастый немец жестом велел поставить на землю второе ведро. Потом указал на бидон.
– Илья Прохорович, чего это они, а? – растерянно спрашивала Ира, глядя снизу на немцев.
Русые ее косицы покачивались.
– Но у нас нет там воды, – сказал Илья. – Вассер, – вспомнил он
