Поплавок из осокоря - Иван Владимирович Пырков
– Пап, а давай на тесто, а? – как можно жизнерадостнее спрашиваю. – На твое любимое тестцо?
Следует пауза. И повторение пройденного.
– Утопил?
– Утопил…
– Давай тестцо, ладно. Половим белешки.
– Сейчас, – откликаюсь еще жизнерадостнее, а сам понимаю, что тесто оставил дома. Перед выходом Батька напомнил взять из холодильника замешенное им с вечера тесто на меду и с ванилью. А я забыл.
– Тесто дома осталось, – говорю прямосердечно. – Давай на хлебушек.
Батька ничего не отвечает, оценивая масштаб катастрофы.
– Нэль, – обращается он к маме, – сильно жарко?
– Совсем, Володя, сварилась. Зря мы от большой лодки отказались…
– Давайте так. Сейчас поплаваем по заливу, Саша побросает спиннинг, выловит окуня или щуренка, и – домой.
Мы так и делаем. Саше попадается неплохая щука. Батька хвалит прозрачную воду. Я быстро гребу, хотя четыре человека для «ерша» – многовато. Потом, уже на берегу, купаемся, обсуждаем, какая рыба на каком месте стоит. Саша полон надежд: щуки здесь немало, Батька утверждает, что наметил три-четыре линевых окошка, мама подставляет ветерку с воды усталое лицо. Все наперебой твердят, что устали и что пара дней отдыха от отдыха необходимы.
Плывем в город вместе с Рыжковым – на барже. Николай Павлович все посматривает на пятнистый щучий хвост, выглядывающий из рюкзака.
– Коль, держи щуку, – не выдерживает папа. – Уху заваришь дома. Ваня, – окликает он меня тихонечко. – Давай завтра вдвоем на базу рванем. Я опять тестца замешу (только уж не забудь). По пути купим в киоске газет сторожам, а то Игорь Дмитриевич, мне показалось, косился на нас подозрительно. А вообще тут так красиво. С натуры можно будет писать – представляешь? Видел, какие дубы на берегу? А под дубом прямо скамеечка ладненькая и стол. Здорово! И лодок, главное, полно. И якорей целый набор. И весла отличные, легкие на взмах. Ты греб – я залюбовался. И не табанил. Молодец… Возьмем лодку настоящую, «кефаль». С самого утра встанем на глубинку. Подкормим точку. Хорошие поклевочки увидим, поговорим с водой. Поплывешь со мной?
– Еще бы, – соглашаюсь радостно. – Подкормки сделаем сейчас, червячков прямо утром в тростниках копнем, и в линевое окошечко, что сегодня присмотрели…
– Мам, – жалуется подслушавший разговор Саша, потирая обгоревшее совершенно плечо. – Эти маньяки завтра опять собрались.
– Пусть их, – улыбается мама. – На лодке все-таки так хорошо… Только уж, пожалуйста, не на «ерше»…
* * *
И завтра, и послезавтра, и еще долгие годы – жаркими летними полднями, майскими ветреными утрами, осенними, заколдованными тишиной, вечерами – мы отражались в воде зеленоостровских заливов и протоков. Мы плавали по большим волнам в бури, мы выходили на фарватер, мы забирались в самые дальние, заросшие чаканом уголки здешних вод. Мы слились с Зеленым, породнились с ним навсегда.
И осокоревый лист, как Сашина блесна, летел над водой, подгоняемый ветром.
…Возвращаемся, помню, домой на барже, и радостно-радостно сердцу: сейчас будем готовиться с отцом к завтрашней рыбалке, а утром уже – снова на Волгу, снова на Зеленый!
Но больше всех, пожалуй, радовался Рыжков, укладывая рыбину в сумку. Саша, видно по всему, не очень-то хотел расставаться со щукой – первой своей зеленоостровской добычей.
Да что поделать – в зеленоостровском свободолюбивом мире не заимели бы мы ни лодочки, ни пристанища без него – незабвенного Отца русской демократии.
«Еще и еще…» О вокругостровном путешествии Николая Рыжкова
Николай Павлович Рыжков, хоть и привел нас в рыбацкую зеленоостровскую Мекку, за всю жизнь не поймал ни одного ерша (как и Генерал) и не сделал ни одного гребка на веслах. О том уж речь велась. Но у каждого правила есть исключение, как известно. Поэтому уточню: ни одного правильного гребка на веслах…
А с неправильного весельного гребка начинается история удивительного рыжковского открытия, о котором и поведаю все, что знаю.
Чудесным весенним деньком, лирически слушая на своей раскладушке под зеленеющим дубом соловьиные трели, Отец русской демократии вдруг что-то понял. Лучше бы, наверное, он этого чего-то не понимал, а продолжал оставаться в философски-напряженно-благоговейном неведении. Но он понял. И вскочил со своего импровизированного лежбища. И обратился к кому-то лишь ему в это мгновение видимому и слышимому:
– Я еще никогда не ходил на лодке. Что? Я не сумею? Тогда зачем же я прочитал столько книг? Нет, я сумею, я смогу! Виталий, какие мне взять весла покрепче – я пойду в путешествие!
Соловьи тревожно приумолкли. Лягва, надрывающаяся где-то на подтопленной прибрежной кочке, прервала свой концерт на самом мелодичном полукваке. Баклешки перестали гонять в заводи хлебную корочку. Мотор, который, как всегда, чинил Вениамин Петрович, поперхнулся от страха. Олег Лукьянов в один прыжок вскоканул с головы на ноги. Дядя Ваня, забрасывая удочку из-под тенистого дерева, зацепил крючок за самую высокую и гибкую ветку. Нина Кирьяновна впервые в жизни выронила из рук стопку только что вымытых тарелок.
И все жители нашей маленькой Мекки, все обитатели благословенного пятачка зеленоостровского мира посмотрели, не сговариваясь, на Рыжкова.
Понимаете, страшен был не сам порыв к путешествию, нежданно-негаданно обуявший Отца русской демократии. Нас больше напугали незнамо откуда взявшиеся залихватские морские словечки в его пламенной речи: «Пойду на лодке!» До шуток ли? Да, все это взялось из книг, конечно. Но мало ли о чем читал Николай Павлович? И что теперь – все воплощать в жизнь?
А Николай Павлович тем временем уже, как бы это точнее сказать, воссоединил, с двенадцатого примерно раза, весла с уключинами, пристроил на корме и на носу по здоровенному доброму якорьку с примотанными веревками, взял поданный предусмотрительным Виталей спасательный круг, а удочки, насадки и все прочее, необходимое для ловли, в лодке всегда имелось. И самый уловистый Виталькин вентерь, самолично им сделанный за долгую зеленоостровскую зиму, под кормой был заныкан.
– Николай Павлович, – советовал добрый Виталий, – ты как к камышу привяжешься, вентерек расправь и под камышик молоденький опусти. Только привязать не забудь. А поплывешь назад – там линь, глядишь, и заплутается.
Батька начал было уговаривать Рыжкова, деликатно, мягко, как он это умел: мол, садись лучше в лодочку с нами, места хватит, мы с Ваней и удочки тебе снарядим, и поможем…
– Вот! – Высоченный Рыжков поднялся на ноги, отчего его лодка чуть не захватила бортом воды. – Вот этого мне и не надо. Понимаешь, Володя, я хочу сам пройти на веслах, сам найти место, сам наловить рыбы, сам сварить ухи.
Он подумал, помолчал немного и с проблеснувшей в глазах надеждой поделился
