Собаки и волки - Ирен Немировски
Что же касалось тети Раисы, то после замужества она попала в несколько более прогрессивную среду, в которой делом чести считалось держаться как можно дальше от тех, кого называли (с таким презрением!) простыми евреями, бедными евреями.
Итак, в семье Зиннеров иудаизм больше не приносил радости, зато порождал проблемы. Бедных единоверцев с радостью оставили бы и дальше коснеть в грязи, бедности и предрассудках. Но, к несчастью, о них нельзя было совсем забыть из-за кошмарного жилья и лавки на первом этаже, из-за улицы, которая сама по себе не представляла собой гетто, но была очень близка к этому, ее запахов и криков, не считая других неудобств, гораздо более серьезных и временами трагических – погромов.
Аде в ее восемь лет не приходилось этого видеть, но так же, как люди знают, что на свете существует смерть, она знала, что в жизни есть опасности, которых, конечно, не может избежать все остальное человечество, но больше всех они грозят именно жителям этого города, этого квартала; каждая из них могла настигнуть внезапно, но могла и пощадить. Этой доли неопределенности было достаточно, чтобы ее успокоить. Да и кроме того, взрослые вокруг нее так часто говорили об этом, что их слова перестали хоть как-то действовать на ее воображение. Так ребенок, родившийся вблизи вулкана, никогда не думает об извержении, по крайней мере, до тех пор, пока оно не произойдет и он не увидит это собственными глазами. Этих угроз было две – погромы и холера.
О них говорят совершенно одинаково, думала Ада: понизив голос, долго качая головой и возводя глаза к небу. Во время летней жары, когда смертность, которая в нижнем городе и так была очень высокой, взлетала еще выше, когда весной появлялись паломники с язвами и паразитами, во время голода или засухи люди шушукались: «Этим летом точно…», и если в России случалось какое-нибудь событие, хорошее или плохое (мир, война, победа, поражение, рождение долгожданного наследника в царской семье, покушение, громкий судебный процесс, революционные волнения или большая нужда в деньгах) те же голоса тревожно шептали:
– Это случится в этом году, в будущем месяце, нынче ночью…
Ада слушала их с таким безразличием, как будто погром уже случился, а она об этом и не подозревала, хотя при ней уже неделю говорили о беспорядках, массовых убийствах, разгромленных магазинах, убитых женщинах, юных девушках… Тут поникали головой, а Лиля придавала своему лицу выражение чрезвычайной невинности. Казалось, что на нем написано: «О чем вы говорите? Я вас не слушаю, и даже если бы слушала, я бы все равно ничего не поняла». Лиля с каждым днем становилась все красивее. Она стала убирать длинные косы в тяжелый низкий узел, волосы на висках и на низкому лбу слегка кудрявились. Контраст между белой, как у блондинок, кожей и иссиня-черными волосами притягивал к себе внимание. Руки у нее были тонкие и изящные. Несмотря на все свидания с гимназистами в городских садах и несколько поцелуев, у нее нет никаких дурных наклонностей, думала умудренная опытом тетя Раиса.
Все свои надежды тетя Раиса возлагала на Лилю… Лиля была так очаровательна, так женственна, ее легкая походка, нежный цвет лица и прирожденное стремление быть любимой придавали ее движениям робкую и трепетную призывную грациозность. Прелестная Лиля… Ее все обожали. Бен говорил: «Она гусыня, но хорошенькая, нежная и беленькая…» А потом добавлял: «Ее съедят с большим удовольствием». В свои девять лет Бен понимал о жизни несколько больше, чем его сестра – в пятнадцать. У своей матери Лиля вызывала некоторое уважение, смешанное с беспокойством. Так владелец конюшни благосклонно, но не без определенной тревоги относится к хорошенькой кобылке, которая еще не показала, на что она способна; однажды она оправдает возложенные на нее надежды, если не сломает ногу при первой же скачке.
Наконец, мечты тети Раисы о будущем для своей дочери были весьма экстравагантными. Ей было недостаточно найти ей удачного мужа! Нет! Ей нужно было другое! Лиля… ее ждет совсем другая судьба. Она станет актрисой или танцовщицей… Или певицей в Гранд-Опера. Она была так послушна, так податлива. Ее мать могла лепить из нее все, что ей заблагорассудится. Это не Ада, от которой ничего нельзя было добиться. Эта малышка, то молчаливая и замкнутая, то упрямая, вечно витает где-то в облаках… Она достаточно сделала для своих собственных детей. Как говорит русская пословица: «Своя рубашка ближе к телу, чем одежда соседа». Но когда тетя Раиса говорила «дети», «мои дети», в действительности она имела в виду только Лилю. Поэтому, когда начинались волнения, Лилю отправляли к родителям одной из ее одноклассниц. Та семья была православная, так что под их кровом ей ничего не грозило. Что же касается Бена и Ады, потом видно будет.
В тот год Ада впервые прикоснулась к книгам своего деда. Она еще не ходила в гимназию, поскольку проболела все приемные экзамены, но к ней ходил давать уроки студент-первокурсник, за обеды и две пары башмаков в год. Она усердно занималась и было видно, что ум ее глубже и живее, чем у Бена, но не такой стремительный и резкий. Тем не менее, тетю Раису это раздражало:
– Почему, – едко спрашивала она, – еврейский ребенок всегда или слишком глуп, или слишком умен? У Лили разум восьмилетнего ребенка, а Бен на каждое замечание отвечает как столетний старик. Вот кого Ада копирует. Ну почему они не могут быть как все, ни глупее, ни умнее?
Но на этот вопрос ей никто ответить не мог.
Дедушкину библиотеку составляли произведения русских авторов и переводы английской, немецкой и французской классики. Перед Адой открылась целая неведомая вселенная, краски которой были такими яркими, что реальный мир вокруг нее бледнел и истончался. Слова, которые произносили Борис Годунов, Атали, Демон и король
