Каменные колокола - Владимир Арутюнович Арутюнян
Аршо, якобы напуганный происшествием, лежал дома больной. Группа милиционеров окружила ночью его квартиру. Взломали дверь. Нашли Аршо съежившимся в углу кровати. Когда к нему подошли, он заплакал:
— Это не я сделал, я ничего не знаю...
Его поместили в ту же камеру.
Инспектор Саркис сразу же снял у него отпечатки пальцев.
— Вот кто ударил шахбазовского Григора...
Обыскали дом. Нашли туфли, которые оставили на снегу такой же след, какой был сфотографирован у магазина в ночь убийства Манаса.
Аршо со связанными руками повезли в Ереван.
Когда расследование было закончено, состоялся суд, Аршо приговорили к высшей мере наказания.
На рассвете открылась дверь камеры. Аршо забился в угол, сжался в комок.
— А-а-а!.. Убивают!.. А-а-а!..
Утром прокурору республики сообщили, что приговор приведен в исполнение.
Начальник милиции Сагат медленно поднялся по лестнице, вошел в приемную народного комиссара и попросил принять его.
— Прошу вас, — немного погодя сказал секретарь, открыв узкую, обитую кожей дверь.
Увидев Сагата, народный комиссар пошел ему навстречу:
— Дорогой мой, что это у вас делается? Садитесь, пожалуйста. Хуже всего то, что подлец носил форму милиционера. Безобразие! Не понимаю, как он сумел втереться в доверие?
Сагат не слушал его. Он расстегнул пояс и положил на стол комиссара свой пистолет в кобуре, потом сорвал знаки отличия и бросил их рядом с пистолетом.
— Разрешите идти, товарищ народный комиссар?
— Не разрешаю. Объясните, что все это значит?
— Товарищ народный комиссар, я человек, у которого нет никакого другого богатства, кроме этого изуродованного подбородка. Я...
— Не надо. Я вас давно знаю. Мне известно, что о вас даже песни слагают. Вряд ли найдется человек, который усомнится в вашей преданности.
— Если найдется такая сволочь, я шкуру с нее спущу. Но... — глаза Сагата наполнились слезами, — я думал, все преданы нашему делу. В дни революции я был уверен, что коммунизм уже не за горами. Достаточно только прогнать буржуазное правительство, очистить страну от паразитов — и коммунизм постучится в нашу дверь. Бандитизм разубедил меня. Потом... потом я поверил, что, покончив с врагами коллективизации, мы завершили ликвидацию пережитков прошлого. Но... не видел нашего настоящего врага.
— А кто этот враг?
— Золото, товарищ народный комиссар. Оно принесет нам еще много испытаний. Я солдат, привык сражаться лицом к лицу с врагом, но против золота я бессилен. Не могу, товарищ народный комиссар. Оно изнутри грызет души людей... брата, отца, друга... Ты и не подозреваешь, а человек, оказывается, твой враг.
— Вы правы, — задумчиво ответил комиссар, — но как вы думаете, что получится, если все честные люди будут считать борьбу с золотой заразой выше своих сил? Нет, дорогой друг, революция не закончена. Революция продолжается. Мы должны осуществить самое трудное. Возьмите ваше оружие и знаки отличия. Я отправляю вас на два года в специальную школу милиции. Кто может заменить вас до вашего возвращения?
— Инспектор Саркис. Пусть он продолжает поиски похищенного клада.
Народный комиссар протянул руку Сагату:
— Желаю успеха...
Ераноса освободили, он вернулся домой, молча сел и после длительного раздумья спросил жену:
— Это правда, что Григора убили?
— Вот тебе на! А за что же тебя арестовали?
— Откуда я знаю? Говорили, говорили, да я ничего не понял.
В груди у Назлу приятно заныло. Что-то кольнуло и прошло.
«Ой, то же самое было во время Вираба».
Словно у нее на талии завязали пояс и этот пояс день ото дня затягивался все туже.
Она поняла, что беременна.
«Господи ты боже мой, Пилос же совсем недавно вышел из тюрьмы... Это не от Пилоса».
Потом подумала: «Как мне избавиться от этой напасти?»
— Мама больна, схожу проведаю ее и вернусь, — сказала она Пилосу.
— Иди.
Пилос и Вираб проводили ее до реки. Расставшись с ними, Назлу заплакала. Придя к матери, она по секрету рассказала ей о случившемся.
— Избавься от него, дочка. Пусть у такой змеи не будет наследников. Не обманывай мужа.
Назлу плакала, плакала...
Прошла неделя. Назлу не возвращалась. Прошла вторая. «Наверное, теще совсем плохо, — подумал Пилос. — Пойду проведаю, а то неудобно».
Взял Вираба за руку и пошел в Агаракадзор, к тестю. Теща была здорова. Назлу лежала. Увидев Вираба, обняла, прижала к груди, заплакала. Подозвала Пилоса, обняла.
— Назлу-джан, что с тобой?
— Знобило ее, — сказала мать, — мыли мы шерсть, будь она неладна. Назлу вспотела и простудилась.
— Ничего, все уже прошло, — сказала бабка.
Цирюльника не было, а то и он придумал бы что-нибудь. За два пуда зерна он обещал забыть все, что здесь произошло.
Пилос рассердился на тещу:
— Старая, нашла время, зимой стирать шерсть! Верно говорят: взял девушку — не пускай ее больше в отцовский дом.
— Говори, Пилос-джан, говори, тебе легче станет.
Назлу не сказала ни слова. Погладила Пилоса по волосам, смотрела, как будто впервые увидела его, впервые поняла, что он принадлежит ей... Добрый... Любит ее... Единственный в мире. Из глаз выкатились две слезинки. И все страдания и боль выкатились вместе с этими двумя капельками... Ей стало легче. Вытерла глаза.
— Назлу-джан, ну скажи хоть слово... Как ты?
Назлу не посчиталась с присутствием бабки и матери. Она их не видела. Притянула Пилоса к себе и шепнула на ухо:
— Как хорошо, что ты пришел... Завтра пойдем домой.
Бабка подмигнула матери:
— Выйдем, пусть говорят...
— Слава тебе господи...
Приехал новый продавец торгсина.
Дядюшка Согомон привез его на санях, нагруженных всяким товаром.
Кешкендцы сразу же обступили магазин.
Продавец был средних лет. Приехал и поздравил:
— Люди, золото подорожало, это вам на пользу.
Народ, наученный горьким опытом, с подозрением принял нового продавца.
Начальник милиции Саркис вызвал продавца в свой кабинет, закрыл дверь.
— Садись.
Тот сел.
— Откуда ты?
— Из Еревана.
— А зачем приехал в Кешкенд?
— Меня, как разбирающегося в золоте товарища, командировали сюда.
— А где ты научился разбираться в золоте?
— Отец мой был золотых дел мастер.
— Ты из богатой семьи?
— Нет, из бедной. Когда установилась советская власть, у нас уже ничего не было.
— Спрятали?
— Нет, что вы, просто не было.
— Вот что я тебе скажу, разбирающийся в золоте товарищ. Будешь жить в гостинице или снимешь квартиру. Это уже твое дело. Ночевать в магазине запрещается. Каждый