Каменные колокола - Владимир Арутюнович Арутюнян

Сона достала бумагу и карандаш, написала номер телефона, под ним красивым почерком, какой бывает только у девочек, буква к букве, вывела «Сона».

В древнем нашем селе стояла церковь, выложенная из черного тесаного камня, которая служила когда-то колхозным складом. Массивная дверь, напоминающая хачкар[30], сохранилась. Это была работа какого-то знаменитого мастера. На стене церкви была прибита табличка: «Охраняется государством». Днем на складе оживление, а вечером, когда амбарный замок тяжело повисал на двери, приходила тетка Эгине, демонстративно протирала стены тряпкой, а по воскресным дням на камне возле двери зажигала свечку.

Мой отец не был верующим. Меня даже удивляла логика этого хладнокровного человека.

— Со скотом я по неделе оставался в горах, и тьму видал кромешную, и волка доводилось. Черт не посмеет явиться туда, где я близко. Но я тоже из плоти и крови сотворен. А мой страх и ужас — это Бородатый Смбат. Десять ягнят приплода дашь, он девять запишет, одного в уме оставит. Застукаю на этом деле — прибавит в книге, не замечу — что он взял, того уж не вернешь.

Как-то отец заметил, что моя мать стоит у дверей склада, слушает тетку Эгине. Вернувшись домой, мать стала ворчать на отца:

— Парню скоро восемнадцать, а все некрещеный...

Отец рассердился:

— Да-а? Своею рукой золотую цепь на его шею накину, поведу в церковь, привяжу к двери, поп захочет — отвяжет, навьючит его, захочет — сядет верхом.

Мать попыталась уговорить:

— Погос, дорогой, пойми ты, некрещеное дитя...

Отец зажег спичку, прикурил, затянулся, попыхтел и наконец нашел что сказать:

— Иди сядь напротив меня.

Мать заколебалась:

— Стоя буду слушать, говори.

— Нет, ты сначала сядь. — Мать повиновалась. — Бывает, нас называют деревенщиной. Так?

— Так.

— А бывает, говорят «мужичье неотесаное».

— Ох, чтоб им...

Отец рассердился, не услышав прямого ответа.

— Ну скажи — верно?

— Верно, — согласилась мать.

— Теперь прикинь-ка. Я деревенщина, чурбан, ты же ученая, городская. Спрошу — ответь. Разве фашисты, те, что крестились, щадили кого?

— Нет.

— Так вот мой сын по фамилии армянин. Понятно? — И повысил голос: — Церкви нам не надо. Построю новый дом.

Мать вздохнула:

— Кто тебе земли даст, чтобы ты дом строил?

— Будет у меня земля, вот увидишь.

Мечта моих родителей постепенно начинала сбываться. Однажды сказали, что председатель колхоза созывает общее собрание. Будут обсуждать вопрос о расположении нашего нового села. Чтобы уточнить, так ли это, отец открыл узкое окно нашей маленькой комнаты, посмотрел в сторону дома Бородатого Смбата. Во дворе стояла машина, из тонратуна[31] поднимался дым.

— Верно говорят, — подтвердил отец. — Пойду на собрание.

Председатель исполкома — молодой человек в черном костюме и красном галстуке, с ровными волосами, доходившими до шеи, — когда говорил, красиво жестикулировал. Я сравнил его с киноактером. Он произнес длинную речь о перспективах села. Гарсеван Смбатыч сидел рядом с ним и курил, не глядя на собравшихся в зале и на председателя. Последний, воодушевляясь своей речью, продолжал перечислять, какое строительство будет осуществлено в новом селе. Амбарцум прервал его:

— Закрой форточку!

Гарсеван Смбатыч быстро стряхнул пепел с сигареты и посмотрел на Амбарцума. Председатель исполкома растерялся, виновато улыбнулся, потом тихим голосом спросил:

— Что вы хотите сказать?

Амбарцум поднялся с места:

— Дорогой председатель, я говорю — дует, пусть форточку закроют.

Пастух Мовсес поспешил призвать к порядку безалаберного садовода.

— Амбарцум, не мешай, человек он из наших краев, пусть говорит.

Гарсеван Смбатыч окинул угрожающим взглядом собравшихся, отставил пепельницу в сторону и, уверившись, что всех усмирил, сказал:

— Продолжайте, Ваган Вартаныч.

В глазах председателя мелькнула хитрая улыбка. Я догадался, что он попытается «наказать» насмешника. И наказал. Во время беседы о необходимости дорожного строительства он, найдя удобный момент, сказал:

— Друзья, сейчас во всей нашей республике не найдешь столько ослов, сколько есть у вас в селе. Мы это видим...

Мой отец, не дав ему договорить, встал и поднял руку, что означало: хочу сказать. Из последних рядов крикнули:

— Петрос, не посрами нас!

Отец тяжело переступил с ноги на ногу, стал поудобней и наперед улыбнулся:

— Товарищ председатель! Это верно, что в нашем селе много ослов. Но то, что ты сказал «мы это видим», тут ты ошибся. Потому как ослы в хлеву, а здесь ихние седоки собрались. Мы требуем смерить приусадебные участки и раздать их по жеребьевке. Если же вы будете делить по списку Гарсевана Смбатыча, мы пойдем домой, ослов пришлем сюда, на собрание.

Гарсеван Смбатыч погасил сигарету, зажег новую. Председатель поднял руки:

— Так и быть. Земельные участки будем распределять по жеребьевке. Медлить нельзя. Дирекция строительства Арпа — Севан торопит нас. Что же касается остальных моих слов, я мало сказал, вы много поймите.

Участки были распределены по жеребьевке. По мнению моих родителей, мы получили «прекрасный» участок. Отец поспешил взять у архитектора планировку дома. В тот же день он сломал сени нашего старого дома, бревна и доски потолка перевез на участок, в два дня соорудил сарайчик, где можно было держать инструмент и даже ночевать.

Дни моего отрочества проходили. В груди трепетала любовь. У нее был свой образ, свое имя. Ее я видел в вечерних огнях рабочего поселка, на мелком песке берега Севана, на залитых светом улицах Еревана. Я стал мечтательным и ревнивым.

Отец заметил перемену, происходящую во мне.

— От лени имя человека ржавеет, парень...

Он еще не закончил свое слово, а уши мои уже горели огнем.

— И пусть ржавеет, и пусть...

Отец спросил:

— Ну и кем ты собираешься стать наконец?

— Ослом! — вне себя от боли, воскликнул я.

— Я тебе не Смбат Бородатый. Мы с самых прадедов твоих честным трудом жили. Сядь, занимайся.

Отец серьезно беспокоился за меня. Ему казалось, без знакомства невозможно поступить в институт. Он пригласил Арамяна домой. После Севана это был первый случай, когда мы встречались вне школы. Я очень стеснялся смотреть на него. Арамян улыбнулся мне и ласково взъерошил мои волосы. Мать быстро расставила на столе всякую всячину. Отец пригласил Арамяна сесть.

— Ты мне что родной брат. Должен помочь сыну поступить в институт.

Арамян откинулся на спинку стула, провел ладонью по волосам и глубоко вздохнул:

— Сказать, что порядок приема в вузы у нас идеален, не могу. Но думать, что для поступления в институт нужно особое знакомство, также ошибочно. Твой