Каменные колокола - Владимир Арутюнович Арутюнян

— A-а, ну, стало быть, после института начальником к нам. А мне показалось, вы из любопытства. Любопытных-то у нас хоть пруд пруди. Ох, запретить бы им всем ходить в туннель раз и навсегда! — И, неожиданно улыбнувшись, она сказала: — Меня зовут Зина. Мой муж, Сухомин Николай, бригадир проходчиков. Только в забое сейчас бригада Карояна.

— А я думал, Николай из бригады Артака.

— Да просто они близкие друзья, не разольешь водой. Оба свой выходной под воскресенье подгоняют — вместе провести. — Зина глубоко вздохнула. — И опять на рыбалку, и опять плати штраф.

Простившись с ней, я зашагал дальше. Шел и думал: вот вам женщина — выросла в Туле, работала в Бухтарме, вышла замуж и перебралась с мужем в этот далекий, богом забытый уголок, где теперь ее дом.

Шум вагонеток прервал мои размышления. Электровоз направлялся в забой. Я помахал рукой. Машинист замедлил ход и помог мне подняться. В забой я прибыл в тот самый момент, когда маркшейдер, закончив свои измерения, мелом ставил метку на скалистом лбу забоя.

— Вот ваш центр.

Артак велел ребятам взять молотки, не забыв при этом подшутить над маркшейдером:

— Дядя Петрос, теперь до сбойки какую веревку будешь искать, из хлопка или синтетики?

Ребята словно этого и ждали. Наперебой стали острить:

— Да не слушай ты его, дядя Петрос. Вешаться сейчас немодно. Сходи-ка лучше в лес, пусть тебя медведь съест.

— Лучше бы вам не каркать, вороны.

Маркшейдер ушел, ворча себе что-то под нос.

— Зря вы так, ребята, — заговорил проходчик постарше. — Сколько маркшейдеров не выдерживали, кончали самоубийством. Вот, говорят, маркшейдер нашего Джаджурского туннеля тоже... Эх, судьба-то какая, а? Похоронили его, пробурили еще тридцать метров, и надо же, сбойка состоялась. Оказывается, высчитал-то верно, а нервы не выдержали. А может, это неправда, может, придумал кто так, разговора ради.

Ребята притихли, молча взялись за молотки.

Бурился центральный шпур. Длинный бур соскальзывал с отметины. Артак рукой брал бур и держал его на метке.

— Запускай...

От перфораторного молотка стоял страшный треск. Бур крутился в ладони Артака. Он держал его долго, пока, пробив дыру, бур не врезался в скалу и не пошел по отметине. Я восхищенно следил за Артаком. Как сумел он стать таким мастером?

Когда от молотков пошел уже ровный гул, Артак приблизился ко мне и прокричал, стараясь перекрыть шум:

— Ну что задумался? Никак ваш осел в нашем дворе заблудился?

— Да так, думаю вот, как это наш осел сумел так далеко продвинуться... — прокричал я в ответ.

— В этом продвижении виноват Коля Сухомин. Шесть месяцев бил меня палкой, пока сам не признался, что из меня человека сделал.

Артак оставил меня и быстро подошел к одному из проходчиков:

— Коси́шь, Саша. Будь внимательней. Та-ак, хорошо! Вова, — обратился он к другому, — твой бур подозрительно урчит. На, бери мой! Мы конечно же в итоге выясним, куда это дядя Петрос нас по недрам гонит.

Артак вернулся ко мне, стал рядом.

— Жаль, на временную работу не берем, не то быть тебе в моей бригаде. — И, подумав, добавил: — Ничего, на бетоне тоже неплохо. Главное, что ты от наземного труда сбежал. Там, на солнышке, работа для девиц.

В тот день бригада Артака прошла целый цикл. На лбу забоя пробурили тридцать два шпура глубиной в два с половиной метра. Затем уступили место взрывникам, заранее отнеся подальше от забоя молотки и шланги. Бригада отошла к выходу, и все встали поближе к стенам. Показались взрывники. Они уже зарядили шпуры взрывчаткой, подожгли фитили, и я представил себе, как пламя бежит теперь по земле к заряженным шпурам. Послышался глухой грохот, по туннелю прошла теплая волна воздуха.

— Центр взорвался, — услышал я голос Артака у себя под ухом.

Затем последовали второй, третий взрывы. Насыщенная газами волна стремительно пронеслась по всей длине туннеля. Взревели воздухоочистители, вытягивая из забоя воздух, полный газов, и нагнетая струю свежего. Вереница порожних вагонеток, лязгая и звеня, пронеслась в глубь забоя. Ребята спешили погрузить на них породу — глыбы взорванного камня — и тем завершить цикл.

Теперь подошла смена бетонщиков, с которыми мне суждено было работать.

На следующее утро, не успев выйти из своей комнаты, я столкнулся с Артаком. Словно уговорились. Он был тщательно одет. Рубашка отутюжена, ботинки начищены до блеска. Протянул мне руку:

— Может, пойдешь со мной? К Николаю сходим. Солнце еще не взошло, а у них уже тарарам.

Пока добирались до соседнего дома, Артак со свойственным ему юмором рассказывал о семействе Сухоминых:

— Как-то Зина получила телеграмму, что мать умерла. Перед самым отъездом Сухомин сказал: «Зиночка, дорогая, в таких случаях профком оплачивает дорогу, надо будет взять деньги, не забыть. И еще один совет. Папочку нельзя оставлять одного. Привезем его с собой. Ну а потом, когда общими усилиями вы меня доконаете, папаня тебе нового мужа отыщет».

Уже подойдя к дому, мы услышали голос Николая; стоя на балконе и высоко подняв ржавый велосипед, он кричал во всю мочь:

— Я собирался продать это, покупателя уже нашел. Сломал, будь добр заплати за вещь.

Отец Зины, дядя Вася, высокий худой старик с чуть выдающимся подбородком, пытался оправдаться:

— Я тут, понимаешь, хотел было гаечки подтянуть, а он взял да сломался...

— Коль, ну как тебе не стыдно? — заметил снизу Артак.

Тут на балкон вышла Зина. Увидев Артака, схватила ботинок, запустила в него. Затем схватила второй, третий, и посыпалась вниз всякая обувь.

— Ну что ты, Зиночка что ты? Так всем домом босиком бегать будете.

Сухомин в свою очередь попытался успокоить жену:

— Зинаида Васильевна, веди себя как положено. Ну что о тебе подумают?

— За велосипед я заплачу. Сколько с меня?

— Ну и мудрая у меня жена! — широко раскинул руки Сухомин. — На мои же деньги товар у меня покупает.

Зина сунула ему тридцать рублей, схватила велосипед и выбросила его на улицу вслед за обувью. Артак тут же подобрал его, велел мне собрать обувь, и мы со всем этим добром в руках поднялись на второй этаж. Артак торжественно вручил велосипед Николаю.

— Разумный человек должен ценить свое имущество. На, Коля, возьми. Он нам еще пригодится.

Сухомин послушно принял велосипед.

— Ты прав, пусть пока побудет тут. Может, еще удастся перепродать.

———

На трассе Арпасеванстроя все четыре шахты