Каменные колокола - Владимир Арутюнович Арутюнян

— Большевики идут...

Многие стали разносить слух, что Ереван уже в руках большевиков. Революционно настроенные массы воодушевились. Готовность разнести устои старого мира до основания была сильнее, чем это мог даже представить подпольный комитет.

Карательный отряд Япона ураганом носился с места на место. Донесения из деревень были противоречивыми. То давали знать, что мятежники в таком-то селе, и каратели тут же спешили туда. Несолоно хлебавши мчались совсем в другом направлении, получив опять ложный сигнал. В конце концов вожак карателей разослал агентов по уезду, а сам выбрал местом постоя деревню Арпа. Об этом стало сразу известно боевому отряду.

— Каков умник! Мы отправим туда десяток людей, чтобы он не заскучал, — со смехом сказал Овик.

После встречи с Шамилем Сагат успешно выполнил боевое задание. Оба отряда воссоединились, и число партизан дошло до двухсот восьмидесяти. К ним охотно присоединились те, кто укрывались от службы в дашнакских гарнизонах. Партизанская группа сформировалась в батальон, и командиром его был избран Овик. Сагат остался, как был, комиссаром, а Левон был назначен заместителем командира. Первым делом состоялось заседание трибунала.

Суд происходил на открытом воздухе.

По приказу Сагата батальон собрался на небольшой поляне. Солдаты устроились прямо на земле. Седла лошадей служили стульями, большой плоский камень — столом, за которым и устроились Овик, Сагат, Левон и два десятника. Суд вел Овик.

— Солдаты, — начал он, — любое нарушение революционной законности рассматривается как антинародный поступок. Мы должны беречь честь революционного батальона. Сегодня перед судом предстанет один из наших боевых товарищей, не скрываю, любимец батальона и мой хороший друг Варос. Он сделал попытку отнять у сельского попа башмаки. Об этом письменно пожаловался один из солдат.

Варос опустил голову. Кто-то выкрикнул с места:

— И напрасно не отобрал! Разве за это можно судить человека? Глядите, он ведь босой. Я против суда над ним...

Овик перебил его:

— Вароса я знаю и люблю, как никто из вас. Мы пережили с ним в подполье много тревожных дней. Но что получается? Сегодня нам приглянулись поповские башмаки, а завтра можем позариться на офицерские штаны. Мы мародеры или солдаты революции? Мы идем переделывать мир. Стоило ли кровь проливать, если мы должны заступить на место жуликов и демагогов?

Один из солдат попросил слова. Он встал, кашлянул, посмотрел на Вароса, который не поднимал головы, и сказал:

— Все мы знаем Вароса. Он служил в конюшне. Я своими глазами видел, как его измордовал Сого. Казалось, он больше не жилец. Но он выжил, чтобы бороться. Дел у него еще много впереди. А теперь посмотрим, кто такой тот поп: негодяй, который крал хлеб у сирот. Поступок Вароса несознательный. Я предлагаю разъяснить ему смысл революционной морали, революционного достоинства. Поставить на вид и ограничиться этим. Это уже серьезное наказание.

— Верно говорит...

— Отпустите Вароса...

— Верните ему оружие...

Солдаты выкрикивали с мест. Овик воспользовался моментом.

— Товарищи, командование согласно с вами. Революционным воспитанием Вароса займется батальонный комиссар. Варос, забери свое оружие.

Варос встал, ни на кого не глядя, но все увидели, что он плачет.

Вторым судили Вохнушяна и сельского комиссара из Мартироса, в доме которого были обнаружены винтовки. Привели обоих четыре конвоира. На Вохнушяне от страха лица не было. Из бороды был вырван клок: по-видимому, кто-то из солдат успел отвести душу. Вохнушян умоляющими глазами повел по лицам собравшихся и, как бы напоровшись на стену равнодушия, отвел взгляд и опустил голову. Комиссар же держался спокойнее. Суд над ним был скор. Он заявил, что винтовки были получены им до прибытия карательного отряда Вохнушяна и он их упрятал, чтобы отвести кровопролитие. Среди солдат оказались свидетели, которые подтвердили, что так оно и было.

— Тебя оправдываем, но отпустить пока не можем, — сказал Овик.

— А я и не собираюсь уходить, — ответил сельский комиссар. — Дайте мне задание, может, я окажусь полезен вам?..

Дело Вохнушяна было долгим. Многие засвидетельствовали, сколько преступлений и убийств он совершил. Повели его к балке четверо солдат, и немного времени спустя грянул залп из четырех винтовок.

Всю ночь Япон не мог сомкнуть глаз. Бессонница была мучительной. Ради осуществления созревающих в голове планов он был готов пожертвовать всем. Лежал Япон в кабинете на диване. На маленьком столике рядом с ним постепенно пустел портсигар с английскими папиросами. Комната освещалась язычком пламени лампы, свисающей с потолка.

За последние месяцы Япон постоянно хандрил. По малейшему поводу орал на офицеров, оскорблял их. Выходил из себя особенно в тех случаях, когда люди приходили в штаб с жалобами. Офицеры шепотом сплетничали, будто Япон не ладит с женой, она доводит его своими просьбами о переезде в Ереван.

Неожиданная перемена в характере Япона имела совершенно иные причины. Никто так чутко не улавливал подоплеку политических событий, как он. Он прекрасно сознавал, что государство, созданное дашнакской партией, — крытая соломой хибара, которая займется от первой же искры, и красным ливнем смоется, унесется оставшаяся от нее горсть золы. Он был твердо убежден в одном — спасти Армению может лишь военная диктатура и в глубине души вынашивал мечту о диктаторском троне. Только военная диктатура — иной формы власти он не признавал, и во главе этой власти не представлял никого, кроме себя.

Магда, войдя в кабинет, подошла к мужу, погладила его, как котенка.

— Я не понимаю тебя, ты стал избегать меня. Если б ты знал, какие у меня дурные предчувствия! Сатеник день ото дня бледнеет, худеет. От комаров спасенья нет. А ты и вовсе забыл про нас. Задумывался ли ты о том, что будет с нами, если большевики захватят Кешкенд?..

Она не успела договорить, как в приемной раздались шаги.

— Вот тебе на! Какая дерзость! — воскликнула Магда. — Без разрешения входить в приемную. Это кто-то из твоих офицеров. Распустил ты их...

Она вышла из кабинета. Япон с облегчением вздохнул. За дверью раздался чей-то голос:

— Могу я видеть комиссара?

— Он в кабинете, — бросила Магда и удалилась.

Это был штабной писарь.

— Чего тебе? — не дав ему отрапортовать, спросил Япон.

— Ваше превосходительство, донесение от командира карательного отряда.

— Читай.

— «Я получил достоверные сведения, что партизанский отряд со всем боевым составом находится в направлении Елпин — Ринда. Спешу