Зори на просеках - Михаил Степанович Керченко

Арсентий Фомич встретился у дороги около гречишной полосы. Он, казалось, обрадовался, но смотрел куда-то мимо, через мое плечо.

Мы подошли к пасеке, и я увидел Верочку. Она склонилась над ульем, что-то делала.

— Вера, смотри, кого я привел! — крикнул Арсентий Фомич и ехидно усмехнулся в усы.

Вера приподняла голову, поправила сетку и отвернулась. Отец пожал плечами и удалился в домик. Дескать, не хочу мешать.

— Вера! — протянул я к ней руки.

— Что надо? — холодно и отчужденно спросила она. — Отец заведует пасекой.

Я вошел в домик. Арсентий Фомич сидел на верстаке, скручивая цигарку.

— Что с Верой?

— А шут ее знает! Капризные нынче девки, не поймешь, чего им надо. Сегодня жить без тебя не может, а завтра на другого молится.

— На другого?

Он отвел взгляд.

— Я писал сюда…

— Знаю, что писал. Почтальонша отдала мне… Я сунул конверт куда-то и забыл.

Он запустил руку в карман брюк и вытащил горсть бумажной трухи.

— Вот все… А мы решили, что тебя перевели в другое место, либо женился. Был такой слух в деревне.

— Был? Почему слухам поверили?

— Ну, а как же! Верка умеет себя держать, не расстраивается.

— Кто пустил этот слух?

Арсентий Фомич пожал плечами.

— Сходи в село, узнай…

Послышался стрекот мотоцикла. К домику лихо подкатил русоволосый парень в коричневом берете. Он заглушил мотор и, играя цепочкой ключа, поднялся на крылечко, поздоровался с Фомичом. На нем была хромовая куртка (хотя на улице стояла жара), на ногах — начищенные до блеска сапоги. Стройный, симпатичный. Глаза голубые и именно завлекательные.

— Милости просим, — сказал Арсентий Фомич с подобострастием в голосе, уступая ему место на верстаке.

— Я не сяду. А где Верочка?

— Там она была, — ответил Фомич и склонился над медогонкой, пряча от меня лицо.

— Я здесь, Олег! — послышался звонкий, подчеркнуто-задорный голос Веры.

Она впорхнула в домик, сбросила рабочий халат, поправила перед маленьким вмазанным в стену зеркальцем косы, повязала голову косынкой.

— Все. Я готова.

Такая милая, такая очаровательная и такая далекая!

Она выбежала, не взглянув на меня.

— А вы, Арсентий Фомич, поедете? — спросил парень, играя цепочкой.

Фомич замялся, посмотрел на меня.

— Дела тут есть…

Вера села на заднее сиденье, хотя можно было в люльку, и взялась за бока этого парня, а не за поручни, прильнула к нему. Мотоцикл скрылся за леском.

— Сын председателя колхоза. Инженер! — заносчиво сказал Арсентий Фомич. — Лихой парень! Обещал мне, что Верку до дела доведет, поможет ей заочно закончить институт.

В груди разрасталось такое неприятное чувство, о котором до тех пор не знал, не имел понятия. Это было чувство потери.

Не помню, как я добрался до полустанка…

Прошел месяц… Как-то почтальон принес телеграмму:

«Погиб от пчел Воронок. Срочно выезжайте для выявления виновных лиц. Орлов».

Орлов — председатель колхоза, а Воронок — отличная беговая лошадь.

Я тотчас сложил в чемодан дорожные вещи, купил билет и поехал.

А в Березовке случилась такая история. В огородах зацвел подсолнечник, кроме того, рядом была горчица. Арсентий Фомич ночью перевез пасеку к самой деревне и поставил за огородами у реки. Однако часть пчел вернулась на старый точок, который находился в двух километрах, и тучей летала вокруг в поисках ульев.

Олегу, видно, хотелось увидеть Верочку, он сел на рысака и прискакал на старое место. Он не знал, что ночью пасеку перевезли. Все вокруг было пусто, и удивленный Олег привязал Воронка и пошел через лес посмотреть, где же пасека. Пока он ходил, пчелы напали на рысака и зажалили.

Председатель колхоза Орлов обвинял во всем Арсентия Фомича. Он бегал вокруг стола и запальчиво кричал:

— Ты знал, что пчелы могут прилететь на старое место?

— Знал, — отвечал Арсентий Фомич. — Но вернулись не те пчелы, которых я перевез, а те, что ночевали в поле на цветах.

— Те! Те! Что, они у тебя меченые? Будешь платить за жеребца.

— С какой стати? — заерзал Арсентий Фомич. — Воронка привязывал твой сын. С него и спрашивай. Зачем он туда поехал?

— Об этом я у тебя должен спросить… Ты его в зятевья нарек, медком прикармливал. Люди-то видят…

— Я-то что? — Фомич хлопнул себя по бокам и выскочил на улицу. — Сила в твоих руках! — крикнул он за дверьми.

— Ну, кто же виноват? — спросил у меня Орлов. — Надо же разобраться!

— Обе стороны, ясное дело.

— Пожалуй, так, — согласился председатель. — Такую лошадь загубили! Доездился! Ну, погоди, — грозил он пальцем кому-то. — Ну, а ты что осунулся? — неожиданно спросил меня Орлов и внимательно посмотрел в глаза. Потом добавил:

— А главное — я знал, что ей, Верочке, Олег совсем не нужен. Да, да. Знал, но не хотел вмешиваться. Думал, что сам поймет, дуралей. — И, наклонившись ко мне через стол, подмигнул, сказал тихо: — Я знаю. Она была здесь… Не горюй, слышишь! А Воронка все-таки жалко. Очень. Такой жеребец!

Я сделал свое заключение и простился с Орловым. От подводы отказался. До полустанка рукой подать. На крыльце сидел Арсентий Фомич.

— Что, пошел уже?

— Да. До свидания, Арсентий Фомич.

— Что ж, кого обвинил?

— Я не прокурор.

— Знамо дело. Значит, уходишь и к нам даже заглянуть не желаешь?

Он вздохнул.

— С Веркой что-то неладно. Исхудала. Хочет ехать доучиваться. Мы со старухой отговариваем, знаем, что через силу едет.

— Это ваше дело.

Я сухо кивнул и пошел.

— Погоди, слышь!

— Что еще?

— Надо бы пасеку Верке передать.

— Она же надумала уезжать.

— И то верно, — нахмурился Арсентий Фомич.

Я вышел на знакомую проселочную дорогу и направился к полустанку. У первого березового колка меня окликнул робкий голос:

— Сережа!

Я обернулся. Стояла Вера. В руках косынка. С плеч сползала тугая черная коса. Голубенькое платье. На руках, на лице крепкий загар. Похудела чуточку. В больших глазах просьба о прощении, робость.

— Можно с тобой поговорить?

Я шагнул к ней. Она кинулась ко мне и заплакала.

Молодой человек замолчал. Мы подъехали к полустанку с огромными тополями. Мой спутник открыл окно, выглянул и обрадованно замахал рукой.

— Она здесь, — шепнул он и побежал к выходу.

ЧУДАК

На окраине села, на высоком бугре, стоит старый бревенчатый дом лесообъездчика Михаила Никандровича Бархатова. Хорошо накатанная дорога, выбегая из села, огибает усадьбу, обнесенную березовым тыном, и сразу же теряется в лесу.

Была весна. Вечерело. Мы сидели на завалинке и смотрели на синее притихшее озеро. Оно подползло к самому бугру и нежно лизало старые