Славянский фольклор. Тайные смыслы сказок, обрядов и ритуалов - Ирена Гарда

Не меньше от суеверий пострадали черные кошки. Считалось, что они через определенное количество лет превращаются в ведьм. Так что черных мурок обижать не стоит, иначе, став колдуньями, они начнут мстить.

Намеки на оборотничество остались в ритуале колядования, когда его участники надевают шубы, вывернутые мехом наружу, и маски-личины. Да и самый обычный карнавал – чем не оборотничество?

Не меньшей популярностью, чем звери, пользовались в мифах птицы за счет своей близости к небу. Сияющие золотые перья красавицы ЖАР-ПТИЦЫ, уносящей героя за тридевять земель, слепили глаза, как солнце. Достаточно одного ее перышка, чтобы осветить комнату словно множеством свечей. Ученые уверены в ее «огненном» происхождении.

Потрясающей красоты райская полуптица-полудева СИРИН залетела к нам из средневековой книжной мифологии вместе с легендой о морских сиренах, завораживавших божественным пением проплывавших моряков. Традиционно ее изображают в венце вместо короны. В русских духовных стихах она, спустившись с небес на землю, зачаровывает людей так, «что душа из тела исходит». Ее пение несет смерть, а сама Сирин – воплощение искушения, которому почти невозможно противостоять, символ тоски и печали.

Парой Сирину традиционно выступает АЛКОНОСТ, еще одна райская полуптица-полудева, живущая в византийских и русских средневековых легендах. Ее образ тоже восходит к греческим мифам, точнее к легенде о божественно прекрасном певце Алкиное, превращенном богами в зимородка, который высиживает птенцов, плавая в гнезде по затихавшему на это время морю. Пение Алконоста так прекрасно, что, заслушавшись, можно забыть обо всем на свете. Отличить его от Сирина можно по короне на голове. Иногда вместе с крыльями ему пририсовывают руки, в которых он держит цветущую ветвь. В отличие от Сирина, Алконост – птица радости.

И, наконец, символ надежды – райская птица ГАМАЮН, близкий по духу вещим Сирину и Алконосту. Этого земляка Семаргла и Хорса изначально изображали без крыльев и без ног. Считалось, что он пребывает в вечном полете за счет хвоста, а если опускается на землю, то этим предвещает смерть государя. Его вещие песни пророчили счастье и благополучие. Со временем Гамаюн обзавелся крыльями, ногами, женской головой и попал на герб Смоленска.

Глава 2

Сила богатырская

В княжеских хоромах второй день шел пир по случаю победы над соседним княжеством. Все были пьяны и счастливы, что вернулись домой с победой и большой добычей, полученной малой кровью: соседский князь с дружиной отлучился не вовремя, и его столица не смогла оказать мало-мальски серьезного сопротивления.

Те, кто послабее, в основном молодежь, не устояв перед коварством медовухи и зелена вина, уже спали прямо за столом, уронив буйные головы на его доски. Но бывалые воины еще держались, провозглашая здравницы князю.

Наконец наступил момент, когда мало-помалу шум стал затихать, а уставшие пирующие уже равнодушно глядели на жареных лебедей, медвежьи окорока и прочие яства, о которых мечтали в походе.

Заметив, что его дружинники того гляди заснут, молодой князь, праздновавший свою первую победу, приказал кликнуть сказителя.

Слуги помчались исполнять приказание, и через несколько минут в палату, склонив голову в низком дверном проеме, вошел старик с длинной седой бородой, за которым молодой юноша, почти мальчик, нес гусли. Сказитель низко поклонился князю и, повинуясь знаку господина, присел на край лавки, положив на колени музыкальный инструмент. Его юный помощник, склонившись еще ниже перед князем, встал рядом с наставником, потупив очи долу.

При виде сказителя уже засыпавшие дружинники приободрились, стараясь прогнать накатывавший волнами сон. Многие из них выросли на былинах, которые во множестве знал этот седой человек, и воины приготовились слушать повествование о богатырях, слава которых пережила своих героев, пройдя через века. Точно гонимые ветром облака, разнеслась она по русской земле и дальше, к немногословным жителям Варяжского моря и коренастым обитателям Степи, вызывая уважение одних и ужас других.

Старик кашлянул, прочищая горло, и, положив узловатые руки на струны, медленно проговорил:

– Я вам расскажу о великом воине, славном богатыре Илье Муромце, да будет он примером для молодых витязей, что сидят за этим столом.

А во славном во русскоем царстве,

А во той ли деревне Карачарове,

У честных у славных родителей, у матери

Был спорожен тут сын Илья Иванович,

А по прозванию был славный Муромец.

А не имел Илья во ногах хожденьица,

А во руках не имел Илья владеньица;

Тридцать лет его было веку долгого…

Второе дыхание былин

В начале XIX века просвещенные люди России вдруг обнаружили, что существует множество потрясающих по красоте древних песен – былин. Об этом им поведал Кирша Данилов, собиравший «предания старины глубокой» по всему Уралу и Сибири. Результатом его трудов стал сборник «Древние российские стихотворения», из которого выяснилось, что русская литература начинается не с Ломоносова и Державина, а уходит корнями в далекое прошлое. В те времена былинные наши не знавшие письменности предки уже сочиняли изумительные песни, рассказывающие о подвигах богатырей и о крестьянской жизни. Оказалось, что литература – это удел не только интеллигенции и аристократии, но и простого крестьянства.

Вдохновленные находками Данилова, многие любители старины и словесности устремились в глухие места России в поисках остатков изрядно подзабытого былинного наследия. Результатом этих трудов стал сборник «Песни, собранные П. В. Киреевским» и множество былин, записанных П. Н. Рыбниковым в Олонецкой губернии (Республика Карелия), прозванной за это Исландией русского эпоса – намек на предания скандинавского эпоса, собранные в «Старшей Эдде» и «Младшей Эдде».

Литературоведы поделили все былины на социально-бытовые и героические (богатырские). В последних чаще всего рассказывается о подвигах русского богатыря Ильи Муромца. Существует от сорока до пятидесяти трех сюжетов былин, львиная доля которых приходится на поединок героя с чудовищем, сражение с внешними врагами (татарами и литовцами), сватовство и борьбу за жену. Всего же былинных записей около полутора тысяч, то есть на каждый сюжет приходится много вариантов. Все они неповторимы, потому что каждый рассказчик вкладывал в былину частичку себя, в результате чего получался симбиоз из исторически-бытовых, мифических и заимствованных элементов.

Исполнявшие былины сказители часто аккомпанировали себе на музыкальных инструментах, обычно гуслях, и напевным речитативом повествовали о давно прошедших временах. Сказания наизусть не заучивались. Каждый рассказчик пытался запомнить содержание былины, характеристики участвующих в ней героев, а затем пересказывал ее, стараясь выдержать темп и размерность. А