На Харроу-Хилл - Джон Вердон
— Итак. Чем могу помочь?
— Прежде всего примите мои соболезнования. Простите, что задаю вопросы в такое время.
— Не извиняйтесь. Спрашивайте.
— На утренней встрече вы ничего не говорили. Почему?
— Моя мать повторяла: «Учись слушать, а потом слушай, чтобы учиться». Кажется, я усвоила урок.
Он улыбнулся:
— Вы живёте здесь, в доме священника?
— Да. Наверху. Маленькое, уютное убежище наедине с собой.
— Там вы были, когда Тейт свалился с церковной крыши?
— Вы имеете в виду, когда молния Иеговы поразила орудие сатаны? — в её глазах мелькнул сарказм, — Да. Я крепко спала и пропустила всё действо. Но, пожалуй, не стоит шутить.
— Как думаете, зачем он туда полез?
— Видимо, чтобы вывести на колокольне символ — эмблему адского пламени, по крайней мере, так мне сказали.
— Вас шокирует такое кощунство над вашей церковью?
— После сорока лет исповедей, десять из них — тюремным капелланом, вандализмом меня не удивишь. Гораздо больше тревожит, как подобное ловко используют напыщенные Сайласы Ганты в своих целях.
— А что насчёт «воскрешения» Тейта? На вас это произвело впечатление?
— Больше впечатлило бы, если бы такое случилось впервые.
— Простите?
— У Билли тёмное прошлое. О его нездоровых связях ходят непристойные слухи, их я обсуждать не стану. Но, как вы наверняка знаете, общеизвестен факт: его отец застрелил Билли и ввёл его, как считалось, в вегетативную кому. Через двое суток он открыл глаза и спросил, где находится и зачем к нему подключены все эти чёртовы аппараты. Врачи не смогли этого объяснить. Назвали чудом.
— Теперь произошло ещё одно.
— «Чудо» — термин неточный. Меня едва не исключили из семинарии за утверждение, что это слово мало что значит.
— Как бы вы назвали его нынешнее пробуждение?
— Учитывая последующие события — неудачным.
Она умолкла, уставившись на пустой камин. Гурни продолжил:
— Я полагаю, у нас есть доказательства, связывающие его с убийством вашего брата.
— Это вас удивляет?
Её взгляд скользнул к окну, в цветущий сад:
— Билли всегда был неуравновешенным. Предсказуемо непредсказуемым. Почти наверняка страдал нарушением контроля импульсов и рядом иных расстройств. Удивительно, что он дотянул так долго. Но убийство? — она покачала головой. — Особенно Мэри Кейн. Её любили все. Даже Билли, думаю.
— Но, если в ночь убийства Ангуса она его узнала… инстинкт самосохранения — весомый мотив.
— Да. Понимаю.
— Мне сказали, в прошлом звучали обвинения, будто люди, имевшие конфликты с Ангусом, «исчезали».
Она всё ещё смотрела в одну точку сада.
— Эти обвинения шокировали вас?
— «Шок», как и «чудо», — слово, которым слишком легко бросаются.
— Вы считаете их заслуживающими доверия?
— Я верю, что те, кого сочли пропавшими, действительно исчезли. Почему — другой вопрос. Играл ли Ангус в этом ключевую роль? У меня нет особых оснований так думать.
Это, по оценке Гурни, мало походило на горячую защиту невиновности брата. Он уже собрался давить дальше, когда она сама продолжила:
— Мы с Ангусом не были близки. Минус этого — отсутствие семейного тепла. Плюс — объективность: умение видеть людей такими, какие они есть. Ценности и амбиции Ангуса никогда не были моими. Я знаю, что, загнанный в угол, он становился опасным. Его желания были важнее всего, а средства к их достижению — не имели значения. Были ли у него ресурсы, чтобы сделать так, чтобы враги «исчезали»? Несомненно. Делал ли он это? Я не знаю. Возможно, и знать не хочу.
Гурни поднялся с кресла и подошёл к ближайшему окну. Тонкие ветви плакучих вишен слегка колыхались на ветру.
— А как насчёт Лоринды? Что вы можете о ней рассказать?
— Помимо того, что она — зримый знак величайшей слабости Ангуса?
— Вожделение?
— Вожделение было лишь частью.
Он оторвался от окна и обернулся:
— Частью чего?
Она встретила его взгляд и выдержала паузу:
— Его абсолютной уверенности в собственных желаниях. Ангус никогда не хотел чего-то потому, что это было хорошо. Оно становилось «хорошим», потому что он этого хотел — а желание означало, что он получит желаемое любой ценой.
— И Лоринда досталась дорого?
— Лоринда Стрэйн Рассел — то, что пустоголовые СМИ назвали бы «трофейной женой». При этом она яд, социопатка и, если хотите, куртизанка из давних времён.
Гурни вернулся на своё место:
— То есть у неё были романы на стороне?
— Такова её репутация.
— С кем?
— С теми, кто мог быть ей полезен.
— Например?
— Называть имена без доказательств — клевета.
Гурни удержался от замечания, что отсутствие доказательств не помешало ей назвать имя Лоринды.
Видимо, уловив подтекст, Хильда добавила:
— Посидите с ней час. Поспрашивайте. Понаблюдайте. Прислушайтесь. Вы быстро поймёте, с каким зверем имеете дело.
— Что скажете о Селене Карсен?
Рассел облизнула губы, заметно расслабившись:
— Космический кадет.
— Это всё?
— Увлеклась какой-то викканской чепухой. Любит плохих парней. Влюблена в Билли. Но за этим — пустота. Не будь родительского трастового фонда, жила бы в приюте для бездомных, разглядывая «глубины» в калейдоскопе.
— А доктор Фэллоу?
— Достаточно порядочный. Слишком любит загородный клуб. Слишком любит односолодовый скотч. Печальные эпизоды вам, полагаю, известны. Не повезло, что попался — особенно для человека его статуса. Многим беспечным пьяницам это сходит с рук снова и снова. Мужчины бывают куда хуже, чем Фэллоу. Жизнь несправедлива.
— Что можете рассказать о Дэнфорде Пиле?
— У. Дэнфорд Пил Третий, если официально, далеко не так прост, как Фэллоу. В детстве выглядел вполне нормальным мальчиком. Потом его отправили в чванливую частную начальную школу — и ген ледяного высокомерия Пилов дал ростки. В старших классах стало ещё хуже. Вернувшись из Принстона, он сократил христианское имя «Уильям» до вычурной буквы и настоял, чтобы к нему обращались по второму имени. Плюс заразился семейной болезнью — навязчивостью. Единственное положительное, что можно о нём сказать: он, возможно, не столь чудовищен, как его покойный отец, Элтон Пил, самый холодный человек, которого я встречала. Хотя, возможно, Дэнфорд просто лучше это скрывает.
— Звучит очаровательно.
— Пилы — одна из старейших нью-йоркских фамилий. Состояние сделали на кораблестроении и работорговле. Владели заповедником Роллинг-Хиллз — когда-то одним из крупнейших частных владений штата, — а ещё дюжиной эксклюзивных похоронных домов и кладбищ для тех, кто хочет быть похороненным «среди своих». Пилы