Экология внимания - Citton, Yves;
Эстетическое отношение - это человеческое поведение, центральной ставкой которого является (лингвистическое, перцептивное и т.д.) внимание как таковое, в его развертывании: успех или неудача эстетического опыта определяется не характеристиками (реального или представленного) объекта, а удовлетворительным или неудовлетворительным качеством процесса внимания, которое мы вкладываем в этот объект. [. . . .] Динамика акта вербального понимания по умолчанию основана на принципе экономии: речь идет о том, чтобы понять как можно быстрее, затратив при этом как можно меньше аттенциональной энергии. [. . . .] В рамках эстетического отношения, с другой стороны, само внимание, а значит, в данном случае чтение как акт, является целью поведения, и оно уже не следует принципу экономии, а, напротив, максимизирует аттенциональные инвестиции. 22
Экологический" подход возникает в наших эстетических лабораториях, потому что они представляют собой место, где законы (когнитивной) экономики приостановлены: если подходить к этим ситуациям с точки зрения "экономики внимания", то, следовательно, есть риск разрушить их специфику. Жан-Мари Шеффер более точно показывает, что стиль внимания, вызываемый поэзией в частности, но и эстетическим опытом в целом, основан на "задержке категоризации":
Затягивание обработки языкового сигнала из-за максимизации инвестиций внимания приводит не только к перегрузке внимания, но и к задержке категоризации, то есть к задержке герменевтического синтеза (мы принимаем, что не поймем "сразу"). И эта задержка категоризации всегда переживается как диссонанс, поскольку она препятствует принципу экономии, который стремится к когнитивному созвучию. Таким образом, способность человека уделять постоянное внимание звуковой материальности текста пропорциональна его способности переносить ситуации отложенной категоризации. 23
Термин "лаборатория" здесь особенно уместен, поскольку он объединяет три вида отношения, которые мы склонны считать несовместимыми друг с другом, но которые на самом деле типичны для художественной сферы - от инсталляций авангардных галерей до крупнобюджетных фильмов, мимо рок-концертов и хип-хоп танцев. Даже если их методы не являются "научными" в обычном понимании этого термина, наш эстетический опыт связан с отношением (коллективного) экспериментирования, которое близко соответствует тому, как мы представляем себе лабораторию: пространство, временно изолированное от повседневного мира, становится местом исследования, где мы проверяем определенные границы того, что можно делать, воспринимать, чувствовать, открывать, думать или обосновывать. Точнее говоря, художественная современность научила нас делать встречу с произведением поводом для "опыта" (когнитивного диссонанса): даже если не пытается количественно измерить его эффект, эта встреча имеет значение "теста", через который мы можем оценить, что может сделать художник, и зрительский опыт.
Наши эстетические переживания также связаны с лабораторией в этимологическом смысле этого слова, поскольку они являются местом труда. Со стороны "творца", которого, как и Этьена Суро, мы могли бы считать "подстрекателем" 24 , даже искусство импровизации или найденный предмет, в которых важную роль играет случайность, в значительной степени основаны на седиментации усилий, необходимых для интересных встреч или открытий. Участие читателя, слушателя или зрителя также является своего рода "трудом", поскольку все наши эстетические переживания представляют собой, каждый по-своему, определенный вызов, брошенный нашим возможностям внимания (вызов нашей терпимости к задержке классификации): нам предлагается поработать над собой, чтобы поднять нашу чувствительность, наши чувства и наше понимание до уровня той программы, которую предлагает нам произведение. В своем исследовательском и трудовом аспекте эти эстетические лаборатории, которыми могут быть книги, театры или кинотеатры, безусловно, являются местами проверки и переработки ценностей: они ставят двойной эксперимент, которому параллельно подвергаются произведение (выдержит ли оно, принесет ли что-то, что выдержит то внимание, которое мы ему уделим?) и получатель (сможет ли он насладиться и воспользоваться предоставленной ему возможностью?). Эксперимент будет окончательным только в том случае, если и работа, и внимание, которого она добивается, успешно продемонстрируют свою ценность - независимо друг от друга и в то же время совместно.
Наконец, с того момента, как наши эстетические переживания оказываются вне и перед принципом экономии - в напряжении классификационной задержки, когда срочность действия ненадолго уступает место неизвестности созерцания, - третий тип отношения, необходимый для конституирования эстетической лаборатории, обнаруживает себя как тесно связанный с той бездеятельностью, которой является молитва (если мы готовы читать "лабораторию-ораторию" как место труда, ориентированного на ораторское искусство). Подчеркивая "медитативное" измерение глубокого чтения или литературы, выводя его из средневековой религиозной традиции, наделяя его функцией "удовлетворения духа" и "обновления его содержания", Николас Карр уже указал на то, что наш эстетический опыт всегда связан с "ораторством" (из которого он, несомненно, исторически и происходит). Рискнуть испытанием произведения - которое вы инициируете как художник или которому подвергаете себя как зритель - всегда означает молиться о том, чтобы невероятная и алеаторная встреча состоялась. Мы идем на выставку или открываем книгу в надежде, что на мгновение соединимся с чем-то большим, чем мы, - на случай должного мистического причастия, способного посвятить нас в высшую форму существования.
Взгляд третьей птицы
Возможно, именно в знак уважения к этому ораторскому измерению, присущему экспериментам наших эстетических лабораторий, международный коллектив - чье точное происхождение и реальный масштаб остаются весьма загадочными - периодически собирается в разных уголках мира, чтобы разработать упражнения на внимание под эгидой загадочного Ордена Третьей Птицы. Его члены возложили на себя двойную и взаимодополняющую миссию - активно культивировать свои аттенционные способности и одновременно подпитывать своим активным созерцанием работу, которая, по их мнению, страдает от недостатка внимания. Их ритуалы заключаются в том, чтобы собраться перед картиной, которая десятилетиями покоилась в глубоких недрах музея, или поставить себя перед архитектурной эксцентричностью, которую торопливые прохожие игнорируют в повседневной суете, или, опять же, собраться вокруг найденного объекта, свидетельствующего об утраченной практике или не поддающегося объяснению. Таким образом, выступая в роли "служителей внимания", они щедро посвящают этому человеческому производству различные формы точно заданного устойчивого внимания в течение времени, которое может варьироваться от тридцати минут до двадцати четырех часов. Мы можем говорить об АТТЕНЦИОНАЛЬНОМ ПЕРФОРМАНСЕ в том смысле, что, отнюдь не считаясь феноменом, возникающим постфактум и остающимся внешним по отношению к произведениям, которые якобы существуют автономно, здесь рецепция произведения коренится в производстве совместного соприсутствующего внимания к произведению, внимания, которое само по себе возводится в ранг художественной деятельности.
За годы работы участники разработали широкий (и все еще неполный) набор точных и ритуализированных правил, которые позволяют им установить определенный совместный АТТЕНЦИОННЫЙ ПРОТОКОЛ для каждого отдельного выступления: таким образом, они играют с тем, что наше эстетическое внимание структурировано временными периодами, фазами, установками, режимами фокусировки и дистанцирования, которые могут быть предметом совместных упражнений. Пять или шесть участников могут решить стоять в очереди перед картиной в течение двух часов, разделив
