Уайт-Ривер в огне - Джон Вердон

— В тот момент — нет. Я просто автоматически снимаю всё, что кажется необычным. — Он помолчал. — Но… возможно, какой-то зажим?

Гурни попытался представить себе это.

— Вы имеете в виду… как если бы кто-то натянул верёвку через перекладину, чтобы поднять каждого пострадавшего в вертикальное положение, а затем закрепил верёвку на перекладине, удерживая человека на месте, пока ему обвязывают живот и ноги?

— Думаю, так это и могло быть сделано. В вашем описании метки сходятся.

— Очень интересно. Спасибо, Азиз. Спасибо, что нашли для меня время. И — за ваше внимание к деталям.

— Надеюсь, это поможет.

Отключившись, Гурни откинулся на спинку кресла и задумчиво уставился в окно кабинета, пытаясь восстановить картину происшедшего — представить обстоятельства, при которых потребовались бы фиксирующие зажимы. Вскоре он поймал себя на том, что ходит по кругу; на миг усомнился, действительно ли зажимы могли оставить такие следы. Он решил принять душ — в надежде, что вода прояснит мысли и снимет напряжение.

В некотором смысле так и случилось, хотя «прояснение» больше походило на опустошение, чем на прозрение. И всё же чистый мысленный лист — не худший исход. А снятое напряжение — всегда к лучшему.

Когда он заканчивал натягивать чистые джинсы и удобную рубашку-поло, чувство покоя нарушил звук входной двери. Охваченный любопытством, он вышел на кухню и увидел Мадлен, входящую из прихожей.

Она не сказала ни слова, прошла в дальний конец вытянутого открытого пространства, служившего им кухней, столовой и гостиной, и опустилась на диван у камина. Он последовал за ней и сел напротив, в кресло.

Со времён той давней трагедии — гибели их четырёхлетнего сына, больше двадцати лет назад, — он не видел её такой измученной и лишённой надежды. Она закрыла глаза.

— Ты в порядке? — спросил он и тут же осознал абсурдность вопроса.

Она открыла глаза.

— Помнишь Кэрри Лопес?

— Конечно.

Это была из тех историй, о которых полицейский старается не думать, но забыть не может. Кэрри была женой, а затем — вдовой Генри Лопеса, молодого идеалиста-детектива из отдела по борьбе с наркотиками, которого в одну зимнюю ночь сбросили с крыши притона в Гарлеме вскоре после того, как Гурни назначили в тот же участок. На следующую ночь трое членов местной банды были убиты в перестрелке с двумя сотрудниками отдела, и именно их обвинили в убийстве Лопеса. Но Кэрри никогда в это не верила. Она была уверена: мужа убили свои — ребята из отдела наживались, а честность Генри стала им помехой. Её просьбы о служебном расследовании так ни к чему не привели. Постепенно она сдалась. Ровно через год после смерти Генри она покончила с собой, спрыгнув с крыши того же дома.

Гурни придвинулся ближе.

— Как думаешь, Хизер в таком же состоянии?

— Боюсь, всё может закончиться именно так.

— А Ким?

— Сейчас её держит гнев. Но… я не знаю. — Она покачала головой.

28.

В восемь вечера, сидя вдвоём перед его рабочим столом в кабинете, Гурни зашёл в раздел «Прямая трансляция» на сайте RAM-TV и нажал иконку, чтобы отправить Карлтону Флинну интересующий его вопрос.

В отличие от привычной для RAM-TV буйной палитры и взрывной графики, шоу Карлтона Флинна начиналось стаккато барабанной дробью на фоне шквала чёрно-белых фотографий ведущего. В стремительной смене — один и тот же мужчина, но в разных настроениях, все — напряжённые: задумчивый. Довольный. Возмущённый. Оценивающий. Встревоженный. Жёсткий. Скептичный. Испытывающий отвращение. Восхищённый.

С последним резким ударом барабана картинка сменилась живым крупным планом самого Флинна, смотрящего прямо в камеру.

— Добрый вечер. Я — Карлтон Флинн. — Выражение лица у него при этом было «озабоченным». Он обнажил зубы — жест, не слишком похожий на улыбку.

Камера отъехала назад: он сидел за маленьким круглым столиком. По другую сторону — Делл Бекерт. На Бекерте — тёмный костюм с булавкой в виде американского флага на лацкане; на Флинне — белая рубашка с расстёгнутым воротом и рукавами, закатанными до локтя.

— Друзья мои, — сказал Флинн, — сегодняшний выпуск войдёт в учебники истории. Сегодня утром мне сообщили новость, которая буквально потрясла меня. Она заставила меня сделать то, чего я не делал никогда: отменить встречу с приглашённым гостем, чтобы освободить место для человека, сидящего сейчас напротив. Его зовут Делл Бекерт. Он — шеф полиции Уайт-Ривер, штат Нью-Йорк, города, где за последние несколько дней были убиты двое белых полицейских. Когда его город балансирует на грани межрасовой войны и улицы захлёбываются беззаконием, стойкость этого человека останавливает волну хаоса. Его стремление к справедливости и порядку берёт верх. И делает он это ценой тяжелейших личных потерь — к ним мы ещё вернёмся. Но сперва, шеф Бекерт, не могли бы вы сообщить нам последние данные по расследованию смертельных нападений на ваших офицеров?

Бекерт мрачно кивнул.

— С тех пор, как трусливый снайпер атаковал наших храбрых офицеров, наш департамент быстро провел расследование. Снайпер опознан: Кори Пэйн, двадцатидвухлетний белый, приверженец радикальной черной идеологии. Сегодня поздно утром я получил неопровержимые улики, связывающие его с обоими нападениями. В час пятнадцать пополудни я издал официальный ордер на его арест. В час тридцать я подал в отставку.

Флинн подался вперёд.

— Вы подали в отставку?

— Да. — Голос Бекерта звучал твёрдо и отчётливо.

— Зачем вы это сделали?

— Чтобы обезопасить целостность системы и беспристрастное применение закона.

Мадлен бросила на Гурни вопросительный взгляд.

— О чём он?

— Думаю, понимаю, — сказал Гурни. — Но давай дослушаем.

Флинн, очевидно знавший обо всём заранее — именно потому Бекерт и оказался в студии, — изобразил недоумение:

— Почему для этого нужна ваша отставка?

— Кори Пэйн — мой сын. — Слова прозвучали удивительно спокойно.

— Кори Пэйн… ваш сын? — повторил Флинн, как будто желая усилить драматический эффект откровения.

— Да.

Мадлен, не веря глазам, уставилась в экран.

— Кори Пэйн убил Джона Стила и Рика Лумиса? И Кори Пэйн — сын начальника полиции? Неужели это правда?

— Возможно, наполовину, — произнёс Гурни.

Флинн положил ладони на стол.

— Позвольте задать очевидный вопрос.

Но Бекерт опередил его:

— Как я мог так обмануться? Как опытный полицейский мог не заметить признаки, которые должны были быть налицо? Этого вы