Гадюка - Джон Вердон
Разложив всё по хронологии, он вспомнил ещё одну дату, которая могла оказаться важной. Достал телефон, набрал Говарда Мэнкса из «NorthGuard Insurance».
Тот ответил мгновенно и резко:
— Мэнкс.
— Это Дэйв Гурни. Я всё ещё работаю над делом Лерман—Слэйд… — начал он.
Мэнкс перебил:
— Нашёл что-нибудь полезное?
— Ничего, что помогло бы вернуть страховую выплату, — уточнил Гурни, — если ты об этом. Но убеждён, что официальная версия неверна.
— Хорошо. Что тебе нужно? — спросил Мэнкс.
— Стараюсь расставить по порядку ключевые события. Не назовёшь дату, когда Ленни Лерман подал заявку на полис на миллион?
— Секунду, — сказал Мэнкс.
Стук клавиш. Мэнкс шмыгнул носом, кашлянул, прочистил горло. Снова стук.
— Дата заявления — 20 октября. Вступление в силу — 30 октября. Это тебе о чём-нибудь говорит? — произнёс он наконец.
— Если окажется существенным, ты узнаешь первым, — ответил Гурни.
Гурни добавил обе даты в список и распечатал копию.
Визит Лермана в офисный комплекс Clearview, 7 сентября
Первый визит в парк офисов округа Кэпитал, 12 сентября
Второй визит в парк офисов округа Кэпитал, 25 сентября
Третий визит в парк офисов округа Кэпитал, 27 сентября
Начало депрессии, конец сентября
Поездка во Францисканское святилище, 10 октября
Четырёхчасовое отключение GPS-локатора телефона, 19 октября
Заявление на страховку, 20 октября
Первый звонок с анонимного телефона, 23 октября
Лерман узнаёт тайну Слэйда от «Джинго», 24 октября
Лерман принимает решение о вымогательстве в размере 1 миллиона долларов, 27 октября
Выход из депрессии, конец октября
Второй звонок с анонимного телефона, 2 ноября
Ужин с Эдриенн и Сонни, 2 ноября
Третий звонок с анонимного телефона, 5 ноября
Первый звонок Лермана Слэйду, 5 ноября
Лерман увольняется из «Пивного Монстра», 6 ноября
Четвёртый звонок с анонимного телефона, 12 ноября
Лерман даёт Слэйду 10 дней на 1 миллион, 13 ноября
Пятый звонок с анонимного телефона, 22 ноября
Последний звонок Лермана Слэйду, 23 ноября
Поездка Лермана к домику Слэйда, 23 ноября
Гурни медленно шёл по списку, взвешивая возможные значения временных стыков. Он слишком хорошо знал склонность разума перескакивать от простых временных ассоциаций к причинно-следственным связям — ради кажущейся стройности. Легко предположить, что визиты Лермана в парк офисов округа Кэпитал стали источником его депрессии, а план шантажа Слэйда — положил ей конец. Возможно, так и есть, но дьявол кроется в деталях, которых не хватает.
Не менее интриговали звонки, полученные Лерманом с анонимного номера, и их близость к отдельным событиям из дневника. Одним из объяснений могло быть, что Лерман получал инструкции от сообщника.
Возможно, этим сообщником был тот самый «Джинго», которого Лерман назвал в дневнике источником сведений о Слэйде. Но почему больше о нём не упоминал? И почему вообще ни слова об анонимных звонках?
Гурни подумал, не связано ли молчание Лермана о звонках с другим молчанием — четырёхчасовым отключением GPS.
— Ты следишь за временем? — спросила Мадлен, стоя в дверях кабинета, одетая по-деловому; в голосе звучала скорее критика, чем интерес.
— Время? — переспросил он.
— На приём к неврологу, — ответила она.
Неврологическая клиника «LANSON—CLAVIN» размещалась на верхнем этаже невзрачного четырёхэтажного здания в Олбани — стеклянная коробка на колоннах над парковкой.
Доктор Лин Клавин — бледная, худощавая, прямые каштановые волосы стянуты в тугой хвост. Белый лабораторный халат добавлял холодку. Она вошла в маленький смотровой кабинет с синей папкой, не глядя на Гурни, села за небольшой металлический стол спиной к нему, раскрыла папку и принялась её листать.
Наконец повернулась, одарила его мимолётной улыбкой, от которой не осталось и следа, — он даже подумал, не показалось ли. Она глянула в папку на коленях.
— Дэвид Гурни? — спросила она.
— Да, — ответил он.
— Дата рождения? — продолжила она.
Он сообщил, подстроив тон под её отрывистость.
— Цель визита? — спросила она.
— Повторное обследование по поводу недавнего сотрясения. Его назначили при моей выписке из больницы Паркера в Харбейне, — сказал он.
Она достала из кармана чёрную ручку, подвела к верхнему листу.
— Задам ряд вопросов. Отвечайте «да», «нет» или «иногда». Понятно? — ровно и деловито произнесла она.
— Да, — кивнул он.
— После травмы у вас бывают головные боли? — спросила она.
— Иногда, — признался он.
— Средняя интенсивность — по шкале от одного до десяти? — уточнила она.
— Шесть, — ответил он.
— Головокружение? — продолжила она.
— Если встаю слишком быстро, — сказал он.
— Звон в ушах? — коротко.
— Да, не достаточно тихий, чтобы игнорировать, — сказал он.
— Усталость? — спросила она.
— Чаще, чем раньше. Незначительно, — ответил он.
— Двоение в глазах? — спросила она.
— Нет, — ответил он.
— Затуманенное зрение? — продолжила она.
— Нет, — сказал он.
— Депрессия? — спросила она.
— Нет, — ответил он.
— Тревога? — спросила она.
— Не больше обычного, — сказал он.
Она ставила галочки, но тут замешкалась.
— Тревога — частое состояние для вас? — уточнила она.
— Моя работа с ней связана, — сказал он.
— А именно? — заинтересовалась она.
— Уголовные расследования, — ответил он.
Она нахмурилась, сделала короткую пометку, продолжила:
— Есть изменения восприятия вкуса или запахов? — спросила она.
— Нет, — ответил он.
— Гнев? — спросила она.
— Простите? — переспросил он.
— Замечали, что чаще злитесь, раздражаетесь, теряете терпение после травмы? — пояснила она.
Впервые он задумался.
— Больше разочарования, чем обычно, — сказал он, — но на то были причины.
Кажется, это её слегка позабавило — или уголок губ дёрнулся сам собой. Ещё одна пометка.
— Повышенная чувствительность к свету? — спросила она.
— Нет, — ответил он.
— К громким звукам? — спросила она.
— Нет, — сказал он.
— Были ли боли, связанные с травмой, помимо головных? — уточнила она.
— Да, в шее и верхней части спины, — сказал он.
— По шкале от одного до десяти? — спросила она.
— Между четырьмя и шестью, — ответил он.
— Изменения в чувстве равновесия? — спросила она.
Он помедлил. Она подняла взгляд, ручку наготове.
— Возможно, — сказал он. — Но совсем незначительные.
Она поджала губы, давая понять, что даже небольшая потеря
