На Харроу-Хилл - Джон Вердон
— Есть связь с Гантом?
— В правах указан адрес лавки в Бастенбурге, арендуемой «Церковью Патриархов». И сам Гант внёс за него залог, как только судья назначил сумму вчера днём. Флек должен был показаться в суде сегодня утром — пришло сообщение: не явился.
— Похоже, преподобный очень спешил вернуть его на волю.
— Полиция Бастенбурга его разыскивает, — кивнул Морган. — Как только закроем этот кошмар с Асперном и Тейтом, сможем перебросить больше ресурсов на Флерка и компанию.
У Гурни вспыхнул гнев:
— То, что ты называешь нападением на дом Селены, вполне тянет на два покушения на убийство.
Морган поморщился, словно получил пощёчину:
— Ты прав — если эти придурки знали, что в доме кто-то есть. Иначе адвокат может свести всё к вандализму или непредумышленному созданию угрозы.
Гурни сдержал возражение. Он понял, что заводится, и, возможно, стоит покинуть кабинет Моргана. А лучше бы и Ларчфилд — хотя бы до конца дня.
Едва он въехал в Бастенбург по главной улице, как заметил у обочины шеренгу чёрных мотоциклов напротив вывески «Церкви Патриархов». Он припарковался кварталом ниже и вернулся пешком.
Вход заслонял дородный мужик в кожаной куртке, с жёсткой, выжженной солнцем кожей и бородой цвета ржавчины.
Гурни показал удостоверение:
— Детектив Гурни. Мне нужно поговорить с Сайласом Гантом. Позовите его.
— Преподобный занят.
— Это дело полиции. И это срочно.
Тот не шелохнулся.
— Вы понимаете, что я сказал?
— Это вам стоит понять.
— Отойдите от двери, сэр.
Мужчина остался стоять. Гурни шагнул наискось, будто собираясь его обойти. Тот выставил плечо, оттесняя его от входа. Гурни присел, сместив центр тяжести, отставил ногу назад и коротким ударом правого локтя в солнечное сплетение вбил противника в дверь.
Дверь распахнули изнутри. На пороге возник ещё один громила с бородой, за ним — ещё двое. Он переводил взгляд с Гурни на согнувшегося напарника и обратно, медленно сжимая кулаки.
— Что здесь, чёрт побери, происходит?
— Полиция. Вернитесь внутрь. Немедленно!
Он не двинулся, пока сзади мягкий голос не сказал:
— Всё в порядке, Дик. Я разберусь. — Шестёрки растворились в дверях, прихватив соратника.
Сайлас Гант шагнул вперёд — с той же безупречно уложенной седой шевелюрой и спокойным выражением лица. Его взгляд цепко держал Гурни, выражая лишь лёгкое, вежливое любопытство.
— Чем могу помочь? — почти по-отечески спросил он.
— Гурни. Полиция Ларчфилда, — он снова показал корочку. — Ищу Рэндалла Флека.
— Его здесь нет, как я уже пояснил компетентным властям. Что-то ещё?
Вопрос заставил Гурни признать очевидное: на сей раз он пришёл без ясной цели. Им двигала другая его часть — та, что болезненно отозвалась на нападение на Селену Карсен, та самая, которая отключила ему самоконтроль и подсказала удар локтем.
Теперь он говорил спокойно, выделяя каждое слово:
— Вы впечатляющий оратор, сэр. То, что вы произносите, люди принимают близко к сердцу. Так что в следующий раз, обращаясь к своей пастве, возможно, включите в проповедь однозначное осуждение нападения на дом Селены Карсен — наезда стаи пьяных, тупых ублюдков.
Учтивое выражение на лице Ганта на миг изменилось на что-то более едкое, но тут же сменилось покровительственной улыбкой:
— Вы должны понимать, детектив: те, кто живёт нечестиво и открыто кланяется сатане, способны вызвать сильную реакцию у людей, движимых лучшими намерениями.
— «Людей, движимых лучшими намерениями». Учту.
— Кстати, — добавил Гурни, — если столкнётесь с Рэндаллом Флеком, передайте: он и его дружки, так благими намерениями пылавшие, совершили крупнейшую ошибку своей жалкой жизни. — Он выдержал паузу и подмигнул. — Прекрасного дня, преподобный.
43.
Проезжая мимо своего амбара, он будто увидел, как сквозь два слоя краски проступает послание Тёмного Ангела. Стоило взгляду сместиться — и оно исчезло. Надеясь, что это лишь игра света, он переехал через пастбище к дому. Припарковался на привычном месте, вышел — и с удивлением обнаружил Мадлен у грядки спаржи.
— Думал, ты сегодня в клинике.
— Была. Полдня. Идём окунёмся в пруд? Я только что оттуда — вода чудесная.
Он поискал предлог отказаться — и не нашёл. Родниковая холодная купель радовала её куда больше, чем его. Но, возможно, быстрое погружение и вправду поможет смыть липкий осадок после стычки с Гантом.
— Ладно, — согласился он.
Через полчаса он выбрался на травяной берег, стряхивая прохладную воду из волос с бровей. Мадлен, устроившаяся в шезлонге, свернула полотенце и метнула ему. Он быстро вытерся и опустился в соседнее кресло, под сенью дерева с густыми, блестящими зелёными листьями. Ступни вытянул на солнце — согреться.
— Какой чудесный день, — счастливо вздохнула Мадлен.
— Угу.
— Видел дикие ирисы?
Он огляделся. Между прудом и краем дороги тянулись на ветру хрупкие голубые цветы.
— Красиво.
— Колибри уже вернулись. И иволги. И поползни — те, что висят вниз головой на кормушках.
— Мм.
Он чуть откинулся и прикрыл глаза.
— Ты дремлешь? — через минуту спросила она.
— Просто… очищаю голову.
В этом они были разными. Её покой на природе рождался из зрительной связи с местом: богатство красок завораживало; птицы, цветы, закаты — утешали красотой. Ему же ближе были едва уловимые запахи и тактильные ощущения — лёгкий ветерок, тихие звуки на грани тишины, которые лучше всего слышать с закрытыми глазами.
— Кстати, — сказала она, — если забуду потом: стоит нанести ещё один слой на дверь сарая.
— Эта мерзость снова проступает? — Она кивнула.
— Сделаю.
Он понял: план «дать мыслям свободно плыть» не сработает. Воспоминание о надписи на амбаре снова напомнило о вопросе – в чём её смысл.
Пока считалось, что это дело рук Билли Тейта, мотив не слишком заботил: в случае с психически нестабильным или импульсивным преступником, мотивация — второстепенна. Но теперь всё указывало на Чандлера
