Золотой человек - Джон Диксон Карр

В голосе из глубины зала прозвучал утомленный вздох.

– Послушайте, Гомер, к чему вы клоните? Если папа не мог выбраться из дома ни через первый этаж, ни через верхние этажи, то как, во имя всего святого, он все же смог это сделать?

Г. М. развел руками:

– Он и не делал этого, моя дорогая. Он не выходил из дома.

– Что?

– А сейчас, – объявил Г. М., поднимаясь с благородной неспешностью и устремляя на слушателей вызывающий взгляд, – перейдем ко мне.

Он похлопал себя по груди.

– Я добрался до этого дома со стертыми ногами, усталый и ненавистный самому себе. Я чувствовал себя чем-то средним между Карлом Первым на эшафоте и умирающей во время грозы уткой. И вот тогда, в столовой для прислуги, мне рассказали кое-что, что никак не могло быть правдой.

И все же, заметьте, я разговаривал с одним из парней, которые, еще до прихода врача, отнесли Стэнхоупа наверх, раздели его, вымыли, уложили в постель и убрали в шкаф его одежду. Если кто-то что и знал, то, уж конечно, он.

Г. М. посмотрел на доктора Клементса и моргнул.

Маленький коренастый доктор сидел на краешке складного стула, подавшись вперед и уставившись на ковер. Когда он поднял голову, на его лице мелькнула скептическая гримаса.

– Теперь, – продолжал Г. М., – давайте рассмотрим колотую рану в груди Стэнхоупа. Послушайте, доктор. Я остановлюсь на моментах, связанных с этой раной, как вы их обрисовали в общих чертах. Инспектор Вуд, просто скажите мне, правильно ли я их оцениваю, идет?

– Я к вашим услугам, сэр.

– Хорошо. Итак, это был удар под прямым углом, с глубоким проникновением. Удар, нанесенный тонким лезвием длиной четыре или пять дюймов.

– Верно.

– Угу. И опасность для жизни Стэнхоупа представляло внутреннее кровотечение.

– Именно так.

– Края раны сомкнулись настолько плотно, что вам не сразу удалось ее найти. Вы ведь так сказали?

– Я так и сказал.

– Довольно типичный вид ранения?

– Вполне, учитывая, что лезвие очень тонкое.

– Ну вот, мы почти у цели. А теперь, доктор, скажите, что характерно для таких ран?

По губам доктора скользнула горькая усмешка. Он обвел слушателей взглядом:

– Отсутствие наружного кровотечения.

Ник ждал этого. Наблюдал, рассчитывал предполагаемый эффект. И тем не менее он не был готов к тому шоку, в который повергло аудиторию заявление Клементса. Повисшее в воздухе молчание нарушил легкий скрежет: поднимаясь на ноги, Кристабель Стэнхоуп опрокинула складной стул.

– Отсутствие наружного кровотечения? – едва не сорвавшись на крик, повторила она. – Да вы рехнулись!

– Нет, – сказал Г. М.

– Но в этом-то и был весь ужас! – воскликнула Элеонора. – Я хочу сказать, мы же видели, как он лежал там. Куртка, рубашка, брюки – все в крови. И…

– О нет, ничего этого вы не видели, – сказал Г. М.

– Этот человек действительно не в себе! – в отчаянии воскликнула Элеонора и встала.

– Вы не видели его крови, – терпеливо объяснил Г. М. – Вы видели чужую кровь.

Сигара Г. М. потухла. Он снова прикурил, и оранжевый язычок пламени встрепенулся на фоне полутемной сцены. Вслед за этим вспыхнул красный огонек сигары.

– Видите ли, все просто. Услышав о ране, я понял, что здесь что-то подозрительное, что-то, не согласующееся с большим количеством крови. Но рана была налицо, как и кровь. И тогда я попросил Ника Вуда показать мне одежду.

К чести доктора Клементса нужно отметить, что он не видел одежду Стэнхоупа. К тому времени, когда он пришел, Стэнхоупа уже вымыли, переодели и уложили в постель. Поэтому доктор не увидел ничего необычного, о чем следовало бы сообщить. Он обнаружил рану без наружного кровотечения, вот и все.

Я говорил вам вчера, что ответ на этот вопрос можно выразить четырьмя словами: Он этого не делал.

Как Стэнхоуп выбрался из дома? Он этого не делал. Почему Стэнхоуп, который терпеть не мог маскарады, переоделся взломщиком? Он этого не делал. Гори все огнем, неужели вы не понимаете? Убийца поменялся одеждой с жертвой!

Г. М. поерзал, поудобнее устраиваясь на краю сцены.

– Мистер Буллер Нэсби.

– Прошу прощения? – откликнулся мистер Нэсби.

– Когда вы разговаривали с Дуайтом Стэнхоупом здесь, в этом театре, в четверг вечером, и пытались заинтересовать его своим предложением насчет золотого человека…

– Да?

– Сказал ли он: «Мне нужен только золотой человек?»

– А что?

– Не важно. Так сказал или нет?

– Да, сказал.

– Вы поняли, что он имел в виду?

– Нет.

– Жаль, – произнес Г. М., медленно и печально качая головой. – Очень жаль. Возможно, если бы вы поняли, это уберегло бы нас от многих неприятностей.

– Какой золотой человек? – взвизгнула Кристабель. – Что вы несете?

– Видите ли, в конце концов, – задумчиво произнес Г. М., – им мог быть только один человек.

– Есть! – произнес чей-то торжествующий голос.

Определить, кто произнес это слово, было трудно. Возможно, это сказал кто-то из сидящих в театре. Возможно, кто-то под ним. Но все заметили свет, появившийся на сцене за спиной неподвижной фигуры Г. М.

– Есть только один человек, – продолжал он, – чья одежда подошла бы Дуайту Стэнхоупу. Есть только один человек такого же роста и такого же телосложения. Как ни странно, однажды, а точнее, в четверг вечером Стэнхоупа даже приняли за этого человека, причем в этом самом зале.

– Ужас, – сказала Бетти. – Это просто ужас.

– Подъемник идет, – заметила Кристабель.

– Так оно и есть, – со свирепой елейностью согласился Г. М. – И как ни странно, тот, о ком шла речь, сейчас будет здесь. Он и есть тот самый золотой человек, мои тупоголовые. Он – убийца.

Механизм подъемника работал не так быстро, как обычно. Зрители увидели голову, плечи, туловище, ноги. Голова показалась, когда Г. М. еще говорил, и в этот момент свет выхватил одну деталь – что-то в выражении глаз, – обычно незаметную на приятном лице Винсента Джеймса.

Глава двадцать первая

– Меня звали? – спросил Винс.

Люк закрылся, и тот снова оказался в полумраке.

– В некотором смысле, – сказал Г. М. – Лучше спускайся сюда, сынок. Тебя сейчас заберут в полицейский участок.

Наблюдая за Элеонорой, Ник единственный заметил, что она вскочила и бросилась к панели с выключателями. На сцене вспыхнул свет.

Казалось, ею овладело какое-то дьявольское вдохновение. Ее правая рука лежала на выключателях, левая – на сердце, под грудью. Было слышно, как она дышит.

Элеонора пристально всматривалась в Винса.

Тот рассмеялся, но тут же умолк.

– Это правда, – сказала Элеонора. – Я чувствовала что-то такое, но не могла догадаться… Боже, это правда!

– Послушайте, это что за шутка такая? – спросил Винс и отступил на шаг.

– Никаких шуток, сынок, –