Золотой человек - Джон Диксон Карр

– Да, Винс, это правда, – сказал Ник. – Я тебя арестую.

– В чем меня обвиняют?

– В убийстве.

Бетти непроизвольно двинула локтем, смахнув с барной стойки блюдце с картофельными чипсами. Они упали к ногам Буллера Нэсби, но собирать их он не стал.

– Вы хотите сказать – покушение на убийство, – поправила Кристабель, стараясь говорить непринужденно. – То есть если это правда…

– Правда? – повторил Винс. – Правда?

«Попался в первый раз, – подумал Ник. – Для парня это в новинку, вот и не знает, что делать».

Винс улыбался своей прежней, приятной и снисходительной, улыбкой. Вьющиеся светлые волосы, неброский покрой темно-синего костюма, правильные черты лица – все это неуловимо контрастировало с выражением глаз.

– Что-то не понимаю. – Он озадаченно покачал головой. – Может, я немного тугодум, но…

– Ох, сынок! – удрученно вздохнул Г. М. – Ты так долго это всем вдалбливал, что тебе поверили. Сколько стоят изумруды из Катаракта-Хаус? Сколько стоит Леонардо из Пенсбери-Олд-Холл? И все же ты становишься весьма смышленым, когда рядом с тобой женщина, любишь покрасоваться… Нет, сынок, не умничай.

Кристабель резко выдвинула еще один стул и села.

– В самом деле, старина? – произнес Винс с тем мягким высокомерием, что бьет порой сильнее кулака. – И что, по-вашему, я натворил?

– Хочешь, чтобы я обо всем рассказал им, сынок?

– Воля ваша, папаша.

– Что ж, тогда вот так. Элеонора Стэнхоуп…

– Минутку, – перебила Кристабель. – Ларкин, я думаю, вам лучше оставить нас.

– Да, мадам.

– Я полагаю, вы умеете держать язык за зубами?

– Да, мадам.

– Продолжайте, сэр Генри.

– Элеонора Стэнхоуп, – повторил Г. М., – без памяти влюбилась в человека, которого ее отец считал мошенником. Вот и вся печальная история в одном предложении.

Кристабель встала, но тут же снова села.

– Посмотрите на него, – сказал Г. М., делая небрежный жест в сторону Винса. – Кого он вам напоминает? Можете вспомнить какого-нибудь героя школьных лет, с которого он брал пример и по образцу которого строил свою жизнь?

– Думаю…

– Вы когда-нибудь слышали о Раффлсе, взломщике-любителе?[12] – спросил Ник.

– В дни моей молодости, – продолжил Г. М., – когда мы серьезно относились к таким вещам, был один персонаж, которого я терпеть не мог. Раффлс. Каждый раз, когда я пытался читать о нем, меня что-то отталкивало. Я никак не мог понять, почему к этому парню следует относиться как к джентльмену.

Раффлс, как вы, наверное, помните, отлично играл в крикет и пользовался популярностью в свете. Как хорошего игрока его часто приглашали в загородные дома. Там он воровал то, что ему приглянулось, оправдывая себя тем, что ограбленный – человек плебейского происхождения. Ожидалось, что читатель будет аплодировать обходительному и великодушному парню, который ради забавы грабил богатых.

Но отставим в стороне беллетристику. Такие люди существуют и в реальной жизни. Они считают себя белой костью. Если у них нет денег, они думают, что имеют право их взять. И тогда они правы, а все остальные – нет.

И вот такой красавец перед вами, – Г. М. указал сигарой, – зарабатывает на жизнь профессиональным мошенничеством. Если это ранит его чувства, я скажу, что он мошенник-любитель. Его повсюду приглашают. Он как свои пять пальцев знает половину самых богатых домов в Англии. Он знает, что в цене, знает, у кого что есть, и знает, как к этому подобраться.

В общем-то, он не настолько глуп, чтобы украсть ожерелье с изумрудами у одного из гостей, находящихся в это время в доме. Другое дело – устроить так, чтобы подозрение упало на постороннего, чужака. Две-три удачные кражи обеспечивают безбедное существование в течение года. Прелесть его метода в том, что кража, совершенная «чужим», выдавалась за кражу, совершенную «своим». Другая техника, другие методы – вот почему инспектор Вуд не опознал в нем преступника, обокравшего Катаракта-Хаус и Пенсбери-Олд-Холл. Если, например, ему на глаза попадалась вещица работы Леонардо да Винчи…

– Минутку, старина, – вмешался Винс. Выражение крайнего изумления на его лице было весьма убедительным. – Если предполагается, будто я что-то сделал, то вы лучше скажите, что именно. Кто такой Леонардо? Даго[13], как я понимаю? Чем он занимается?

– Сынок, – Г. М. укоризненно покачал головой, – тебе не кажется, что это перебор? Ты так упорно стараешься убедить всех, что не интересуешься живописью и не разбираешься в ней. Не переигрываешь ли ты?

– Нет, так оно и есть.

– Угу. А ты, случайно, не знаешь, как зовут Эль Греко?

– Нет, если только это не Эль Греко.

– Я вот думаю, – задумчиво произнес Г. М., – сколько человек могут вот так, запросто, назвать настоящее имя критского испанца, называвшего себя Греком. А ведь имя его Доменикос Теотокопулос. Забавно, что вчера в бильярдной, когда тебя застали врасплох, ты выпалил: «А при чем тут старина Доменикос?» Имея в виду картину Эль Греко. Но не будем останавливаться на этом сейчас. Скажем только, что Дуайт Стэнхоуп наткнулся на тебя.

Г. М. помолчал.

– Как это случилось, как он наткнулся на тебя, этого мы, вероятно, никогда не узнаем.

– Пока Дуайт не проснется, – поправила Кристабель.

– Да, – медленно произнес Г. М., – пока не проснется Дуайт.

В наступившей тишине было что-то такое, отчего Нику захотелось смотреть куда угодно, только не на Кристабель и Элеонору. Сам Г. М. расстроился так, что тоже не мог смотреть на них и, яростно пыхтя сигарой, уперся взглядом в потолок.

Винсент Джеймс пересек сцену, прислонился к арке и улыбнулся.

Г. М. с усилием прокашлялся:

– Ну вот! И в этого мошенника и обманщика по уши втрескалась любимица Дуайта, Элеонора.

Вы все знаете, он терпеть не мог подделки. Но он не сказал ей: «Послушай, девочка, этот парень не тот, за кого себя выдает, и я скажу тебе почему». В данном конкретном случае, я думаю, он поступил мудро. Скорее всего, она бы просто не поверила ему. Или, не желая принимать отвратительную подлость за подлость, сочла бы своего избранника романтическим Робин Гудом.

Дуайт Стэнхоуп повел себя в свойственной ему манере: он набрался терпения и молчал. Он не собирался ничего рассказывать дочери. Он собирался ей показать. Он собирался…

– Устроить ловушку, – выдохнула Кристабель.

Г. М. кивнул.

– «Вы не пройдете в мой кабинет?» – процитировал Ник. Перед ним возникло лицо Дуайта Стэнхоупа.

– Что это, инспектор Вуд?

– Не важно, миссис Стэнхоуп. Так сказал однажды ваш муж. Продолжайте, Г. М. Это ваше шоу.

И снова Г. М. кивнул, и уголки его рта опустились.

– В самую точку, мэм. Чтобы устроить ловушку, в дом приглашается сотрудник полиции. Стэнхоуп переносит самые ценные картины из галереи, подключенной к охранной сигнализации, в незащищенную комнату на первом этаже. Приманка! Он