Красота требует средств - Балычева Галина

Я усадила старика в угол за небольшой круглый столик, а сама подошла к витрине с пирожными. Фира, так же, как и я, просто обожает французские пирожные и, несмотря на свое субтильное сложение, может съесть аж три штуки подряд, то есть в один присест.

Три пирожных перед вылетом я ему, разумеется, никогда не покупаю. Три пирожных в его возрасте — это и на земле может быть чревато не самыми хорошими последствиями, а уж в воздухе тем более. Однако одно пирожное на прощание — это всегда пожалуйста.

Я стояла перед витриной и мучилась проблемой выбора, не зная, какому из десяти пирожных отдать предпочтение. Все пирожные были такие красивые и соблазнительные, что у меня просто глаза разбежались, и я даже хотела позвать Фиру и посоветоваться.

Но тут мой взгляд неожиданно упал на парочку, сидевшую за соседним столиком, отгороженным от общего зала невысокой декоративной решеткой.

Таких решеток-перегородок в кафе было несколько, и никакой функциональной нагрузки они, в сущности, не несли. Ну разве что создавали некую иллюзию уединенности, но только иллюзию, потому что сквозь них все равно все было видно и слышно.

Но я ни за кем не собиралась подглядывать. Зачем мне это? Просто эта парочка почему-то привлекла мое внимание. Впрочем, понятно, почему.

Это были Ленка и Эдька.

«Выходит, что Эдька летит в Москву нашим же рейсом, — подумала я, — а Ленка его провожает».

Впрочем, если бы Ленка его провожала, она не смогла бы попасть сюда, в это кафе.

Сюда пропускают только тех, у кого на руках имеются посадочные талоны. А у Ленки такого талона быть не могло.

Или она с горя тоже решила слетать в родные пенаты? А что? Вполне возможно. Вот здорово! И я уже хотела было окликнуть свою подругу. Но тут произошло нечто такое, от чего у меня непроизвольно отвисла челюсть. Я, пожалуй, могла ожидать чего угодно, но только не этого.

Сквозь прозрачную решетку я увидела, что эти двое целуются. Ну в том, что они целовались, ничего особенного не было. В аэропорту все целуются. Но эти двое целовались не как брат и сестра, ничего похожего на братский поцелуй здесь не было. Они целовались как любовники.

Я перестала что-либо понимать.

Я стояла и так откровенно пялилась на эту парочку, что бармен, заметивший мой нездоровый интерес, усмехнулся и, покашляв для приличия, напомнил, что я, кажется, собиралась сделать заказ.

Но я не обратила на него никакого внимания.

«Вот тебе бабушка и Юрьев день!» — отчетливо произнесла я по-русски, и бармен, услышав иностранную речь, еще раз усмехнулся. Что, дескать, возьмешь с этих иностранцев? Это же не французы.

Услышали русскую речь и за перегородкой. Ленка тут же отпрянула от Эдьки, как укушенная, и резко обернулась. Мы встретились с ней глазами.

Сначала в ее глазах читалась растерянность, потом злость, а потом она неожиданно улыбнулась и, сказав что-то на ухо Эдьке, поманила меня к себе за перегородку.

Эдька испарился из кафе в мгновение ока.

— Привет, — как ни в чем не бывало сказала мне Ленка. — Кофе хочешь?

Я промолчала. Я пока еще пребывала в шоке и не знала, как реагировать на то, что я только что увидела.

— Я понимаю, ты удивлена, — еще шире улыбнулась Ленка. — Я и сама не планировала тебя здесь увидеть. Ты, вероятно, летишь домой, в Москву? А разве твой самолет сегодня?

Я кивнула.

— А я почему-то считала, что завтра... Впрочем, это уже не имеет значения. А мы на Карибы...

Я снова кивнула.

Ситуация, в которую я попала, была настолько неожиданной и нестандартной, что я просто не знала, что и сказать. Я смотрела на Ленку и молчала, и мое молчание уже стало ее раздражать.

— Ну да, Эдька мне никакой не брат, — сказала она. — Тем более что он вообще не Эдька, а Пит, то есть Петька. Только он не любит, чтобы его так называли. Ну что ты на меня так смотришь? У тебя что, никогда не было любовников?

Я хотела возразить, что не в любовниках дело, но Ленка меня перебила.

— Ой, только не надо! Не надо строить из себя Белоснежку. Видела я твоих гномов — один другого лучше. Тебе, значит, можно, а мне нельзя? Я, по-твоему, должна была похоронить свою молодость рядом с этим старым импотентом?

— Ну не такой уж он и импотент, — возразила я, — если у него была молодая и красивая любовница.

— Ой, только не надо — «молодая и красивая...» Ты думаешь, я не знаю, что ей от него было надо? Любовных утех? Вот только не смешите меня! Все, на что он был способен, я знаю. Ей надо было только одного — женить его на себе и прибрать к рукам все его состояние.

— Но он ведь некоторым образом был женат, — снова возразила я.

— А кого это когда-либо останавливало?

— Так ты что же обо всем знала?

— Ну знала. Ну и что? Я про многое знала и молчала. А что делать? Если хочешь иметь статус замужней женщины, всегда приходится на многое закрывать глаза. Но чтобы спать с горничной у меня под носом?! Это уж, извините, слишком! Этого я уже стерпеть не могла.

Вот это да! Значит, Ленка все знала про измены мужа. Знала и молчала. И делала вид, что у них образцово-показательная семья. А в это время образцово-показательный муж, не заботясь о репутации жены, гулял от нее налево и направо... Вот только не понятно, как же он мог это делать, будучи, по словам Ленки, импотентом? Что-то тут у нее не сходится. То она говорит, что он импотент, а то, что у него куча любовниц.

И тут я вспомнила, что, когда искала в Ленкином комоде лекарство от головной боли, я наткнулась на упаковку той самой виагры. Я еще тогда подумала, что раз у Ленки лежит виагра, значит, у ее мужа проблемы в половой сфере. Но зачем ей нужно было самой поить мужа стимуляторами, если он потом бегал от нее на сторону?

Или, накачивая мужа лекарствами, Ленка преследовала совсем другую цель?..

— Так, значит, это ты его поила виагрой? — догадалась я. — Я видела это лекарство у тебя в комоде.

У Ленки изменилось выражение лица. Оно стало злое и жесткое.

— А вот это уже не твое дело, красавица, — резко сказала она. — Лети в свою Москву и благодари бога, что осталась жива.

У меня вторично отпала челюсть.

— Что значит осталась жива? А что, могло быть иначе? Что ты хочешь этим сказать?

Но Ленка уже пожалела о том, что сказала. Она опустила глаза и скороговоркой произнесла:

— Ну ты же помнишь, что в моей машине отказали тормоза.

Но мне было ясно, что тут дело не в тормозах. Тут дело было в другом. И кажется, я начала догадываться, в чем.

— Ты имела в виду, что меня могли убить на охоте? — спросила я. — Значит, тот выстрел был подстроен?

Ленка ничего не ответила и беспокойно заерзала на стуле.

— Ну ладно, — сказала она, вставая, — мне пора идти. Счастливо тебе долететь.

Она встала из-за стола и стала надевать на себя коричневый кашемировый жакет. Однако на нервной почве руки у нее дрожали, и она никак не могла попасть руками в рукава.

— А стрелял наверняка этот твой... Эдька-Пит, — предположила я. — И хотел он убить не меня. Зачем ему, а вернее тебе, я? Вы хотели убить Пьера!

Я повысила голос, и Ленка, зашипев на меня, как змея, бросила жакет, который так и не смогла надеть, и снова села на стул.

— Чего тебе надо? — грубо спросила она. — Денег?

У меня в третий раз отвисла челюсть.

— Да, у меня есть любовник. Да, я не любила своего мужа. Ну и что? Это что, криминал?

— Нет, — ответила я, — это не криминал. Был не криминал до тех пор, пока ты не захотела его убить.

По Ленкиному лицу прошла судорога.

— Замолчи, — прошипела она, — или я тебя убью.

Я невольно отпрянула. Когда выяснилось, что Пьер умер не своей смертью, а его просто-напросто отравили, Ленкина угроза выглядела вполне реальной.

Но Ленка тут же взяла себя в руки.

— Успокойся, — сказала она. — Это просто у меня вырвалось. Ну посмотри на меня. Разве я похожа на убийцу?

Я дипломатично промолчала.