Яд, порох, дамский пистолет - Александра Лавалье

Алексей всё-таки не удержался, покачнулся и, хватаясь за стену, сполз на ступеньки. Происходящее казалось чрезмерно реалистичным, хотелось отодвинуть его подальше, а лучше отменить совсем.

– Тю! – прокомментировал его движение рыжий. – А вы, господин хирург, разве не должны быть привычны к мертвецам? – Но беспокойство, сквозившее в голосе, выдавало его.

Алексей хотел ответить, но не получалось. Он старательно сглатывал, пытаясь протолкнуть вниз ком в горле, мешающий дышать и говорить. И очень хотелось загнать назад предательские слёзы.

– Вы в порядке? – Рыжий посветил ему в лицо.

Алексей дёрнул головой, надеясь отодвинуть лицо в тень.

– Нате-ка! – Рыжий полез в карман и выудил оттуда смородиновую настойку господина Менделя. – Он её всё-таки забыл, а я прибрал, – ничуть не виноватясь, объяснил он.

Алексей отхлебнул, задохнулся и закашлял навзрыд, растирая по лицу страх и слёзы. Настойка была слишком сладкой и слабой. Хотелось крепкого и горького, чтобы перебить поднимающееся в нём мерзкое осознание, что он снова повинен в смерти человека.

– Да что с вами? – Рыжий забеспокоился всерьёз.

Он сел рядом и похлопал Алексея по спине, будто тот всего лишь подавился.

Свечного света было немного, и, слава богу, фигура мальчишки была скрыта в темноте. Хотя и знания о том, что он лежит здесь, на лестнице, было достаточно.

Откашлявшись, Алексей произнёс:

– Его убили из-за меня… Я имел неосторожность сказать Макрушину, что существует свидетель, который видел Вельскую и Туманова во время взрыва церкви.

– Это он – свидетель? – Рыжий махнул рукой в сторону трупа.

Алексей кивнул.

Рыжий помолчал немного, потом начал вкрадчиво:

– Вероятно, я сейчас глупость скажу, Алексей Фёдорович, вы уж простите недалёкого писаку. Да только зачем его-то душить, почему не сразу вас? Так-то оно надёжнее вышло бы, я думаю.

Алексей покосился на Квашнина, взявшегося шутить так некстати. Тот тут же вскинул руки:

– Всё! Умолкаю! Мне просто показалось…

Алексей отёр лицо.

– Вы абсолютно правы, Антон Михайлович. Но, взявшись лечить Анну Юрьевну, я получил индульгенцию… Или отсрочку, это как посмотреть. Моя жизнь теперь зависит от здоровья Анны Юрьевны. Думаю… это предупреждение.

Рыжий присвистнул:

– Всё странче и странче[89], как говорила моя бабушка! Кроме того, раз свидетеля больше нет, вы снова единственный подозреваемый у Макрушина, правильно?

Алексей кивнул.

– И что же вы собираетесь делать?

– Не знаю!

– Не нойте, Эйлер, вам не к лицу!

– Для начала придётся вызвать полицию. Хотя меньше всего мне хочется вновь встречаться с Макрушиным.

Рыжий смотрел в темноту, туда, где лежал труп Ёршика.

– Думаете, полиция будет заниматься смертью беспризорного мальчишки?

– Они обязаны, – пожал плечами Алексей.

– Как вы иногда наивны, – пробурчал рыжий и, подтолкнув Алексея в бок, встал сам и вынудил подняться напарника. – Давайте вы сейчас пойдёте назад в квартиру, допьёте настоечку и спать ляжете. А я разберусь.

– Что вы собираетесь делать?

– Схожу к пацанам. Пусть забирают своего. До рассвета как раз успеют. А утром мы с вами обмозгуем, как быть. Глядишь, и придумаем чего.

Алексей был уже слегка пьян, но интонации рыжего показались ему странными, какими-то покровительственно-утешающими. Придерживая Алексея, рыжий твёрдо вёл его в сторону спальни. Усадив напарника на кровать, Квашнин принёс из гостиной рюмку, налил до краёв. Алексею, который только что пил из бутылки, показалось это излишеством, он хотел возразить, но не смог. Поэтому он разом опрокинул настойку в себя и упал набок. Рыжий снял с него ботинки и укрыл уголком одеяла. Сквозь мутную пелену опьянения Алексея настигло невозможное осознание. Это что же, газетчик сейчас заботится о нём? Вот уж точно, всё странче и странче.

Рыжий, убедившись, что Алексей никуда не денется, ушёл. Он не видел, как спустя десять минут Алексей встал и, покачиваясь, побрёл в лабораторию. Там он оглядел расставленные склянки, взял пробирку, в которой смешивал лекарства для Вельской, и запустил её в стену. Склянка разлетелась вдребезги, засыпая всё вокруг белым порошком. Алексей машинально зажмурился и больше глаза уже не открывал, ожидая, пока закончится в нём обречённый, уничтожающий надежду вой.

До рассвета он сидел на полу в лаборатории и смотрел в пустоту. Лишь когда на улице зашуршал метлой дворник да начали перекрикиваться утренние торговцы, к нему пришёл спасительный сон.

Проснулся Алексей от настойчивого стука в голове. Ладно бы ещё стучало размеренно, но нет, удары были хаотичными: то серия частых и быстрых, то редкие, отдельные, с непредсказуемыми временными промежутками. Пока стучало далеко и глухо, Алексей игнорировал неудобство и продолжал спать. Когда же застучало звонко, будто молотком по лбу, он проснулся, уверенный, что так его голова болит от похмелья. И с удивлением обнаружил, что стучит не внутри головы, а снаружи.

Кто-то неумело, но настойчиво стучал молотком. После регулярных бессонных ночей Алексей был готов разорвать непрошеного дятла. Хотя нет. Достаточно убийств.

Он заставил себя встать и побрёл на звук. Бодрый и всегда так некстати неунывающий Квашнин приколачивал обратно доску, которая ещё недавно закрывала тайный ход.

– Квашнин, что вы принимаете? – простонал Алексей.

– А? – непонимающе отозвался газетчик.

– Откуда вы берёте силы? – Алексей привалился к стене. – Вы не спите, не едите, а резвости вам не занимать. Это подозрительно.

Рыжий, не обращая внимания на ворчание Алексея, продолжал стучать. Скорее он вовсе не слышал его слов.

Закончив, рыжий радостно сообщил:

– Всё! Теперь никто не вломится в ваш дом! Не подкинет вам ни труп, ни пистолет! Нижний вход я тоже заколотил, не переживайте!

Алексей хотел возразить, что чаще всего к нему вламывается один бессовестный газетчик, но промолчал. Он открыл рот, чтобы спросить о Ёршике, но рыжий опередил:

– Друга вашего забрали. Похоронят честь по чести, как среди воровских принято.

– Жаль парнишку, – выдохнул Алексей.

– Что-то вы больно жалостливый последнее время, это подозрительно! Что вы принимаете? – тут же передразнил рыжий.

Почему-то от этой незыблемости в поведении напарника Алексею стало чуть легче. Когда не на что опереться, можно полагаться на ядовитую натуру газетчика, она не подведёт!

Рыжий тоже о чём-то задумался и машинально постукивал молотком по руке. Это движение Алексею не нравилось.

– Дайте-ка молоток, Антон Михайлович, мне его ещё дворнику возвращать.

И Алексей аккуратно вынул молоток из рук газетчика. И сразу стало спокойнее.

Рыжий вдруг встряхнулся и пробурчал:

– Совсем забыл с этими трупами… Вот! – Он вытащил из внутреннего кармана небольшой газетный кулёк. – Зинаида Порфирьевна ещё вчера передала. Это вам за Варвару Дмитриевну.

Алексей осторожно отвернул уголок кулька. В нос ударило ни с чем не сравнимым ароматом.

– Это же кофе! Настоящий! Как кстати. Пойдёмте, Антон Михайлович, у нас сегодня шикарный завтрак!

– Какой завтрак, Эйлер?