Посох двуликого Януса - Александра Маринина
Но перед Муратовым, так дорого одетым и таким вальяжным, хотелось выглядеть достойно. Да, у Егора Стражалковского есть проблемы, а у кого их нет? У него, Егора, всего лишь жемчуг мелковат, вот и вся проблема, а с густотой похлебки все в полном порядке.
– Хорошо, с жетоном вопросов нет, – небрежно сказал он. – А сроки? Уже март, нужно успеть с обновленным и дополненным изданием до конца года. Успеем?
Муратов заверил, что они все успеют. Если исполнитель пройдет Тоннель до конца сентября, то до конца года времени будет достаточно, чтобы написать вставку, подредактировать выбранный очерк, подготовить красивую презентацию.
Они договорились встретиться еще раз и обсудить детали. На следующий день вместе пообедали в этом же клубе, еще через два дня Муратов показал Егору примерный план-график проекта. Егору нравилось, что Тимофей отнесся к делу вдумчиво и тщательно, даже «Забытые тайны» проштудировал, хотя в этом не было никакой необходимости.
Когда зашла речь о том, какой очерк выбрать, Муратов мягко и деликатно продемонстрировал понимание финансовой ситуации Егора.
– Возьми самый последний по хронологии. Если я правильно помню, это двадцать четвертый год, верно? Остальные очерки касаются еще более ранних преступлений. Для двадцать четвертого вам с матушкой нужен будет человек не моложе шестидесяти шести лет, такого и найти проще, и обойдется он дешевле. Самый первый очерк вообще про девяносто второй год, тут без вариантов, если такой долгожитель и существует, то его наверняка захапала Госпрограмма. Зачем тратить лишние деньги на исполнителя для, скажем, восемнадцатого года или даже тринадцатого? «Семьдесят плюс» стоят намного дороже.
Резоны показались Егору более чем убедительными. Пусть будет двадцать четвертый год, какая разница? Теперь он был готов к разговору с матерью.
К его огромному удивлению, Альбина не пришла в восторг от затеи сына. Более того, принялась настойчиво отговаривать его. Егор злился оттого, что мать не понимала и не принимала его план.
– Сынок, нельзя вдохнуть жизнь в труп, – убеждала Альбина. – Папина книга живет уже сорок лет, ей давно пора на покой, просто удивительно, что она вообще прожила так долго.
– Раз прожила так долго, несмотря на бешеную конкуренцию, значит, у нее есть потенциал, и глупо не использовать его, – стоял на своем Егор.
– В наше время ни одна книга не живет больше года. Сорок лет – это невиданная, немыслимая удача, которую судьба нам послала. А такая удача дважды не повторяется. Как бы не было хуже, сынок.
– Это не удача, упавшая с небес, а плоды папиного таланта, как же ты не понимаешь! Папа был гениальным рассказчиком, именно поэтому книга до сих пор продается. И будет продаваться, я уверен! Надо только подтолкнуть, чтобы замазать впечатление от того идиотского иска, будь он неладен.
В тот раз они с матерью чуть не поссорились. Разошлись каждый при своем мнении. Но когда Егор купил жетон, Альбина сдалась. Она не помогала сыну в поисках исполнителя, полностью отстранилась от всей работы, но по крайней мере перестала протестовать. А когда дело дошло до подачи заявки и заключения договора, со вздохом сказала:
– Ладно, я вижу, ты не отступился. Давай тогда вместе пройдем этот путь. Может быть, ты окажешься прав. Ты – мой сын, я не могу оставить тебя без поддержки.
И вот теперь Егор Стражалковский вынужден лететь к черту на рога в Приморье, чтобы унижаться перед сестрой Кристиной и уговаривать ее помочь с получением разрешения. У него даже мелькнула предательская мысль: не послать ли туда маму? Они с Кристиной ровесницы, обе женщины, маме, наверное, легче было бы с ней договориться. Но тут же одернул себя: нет, с мамой Кристина наверняка обойдется грубо, даже оскорбительно и откажет, ведь именно из-за мамы отец подал на развод. Если что, так Егор ни в чем не виноват перед единокровной сестрой, а вот маму сделать виноватой куда проще. Придется лететь самому.
* * *
Перелеты Егор Стражалковский переносил плохо как физически, так и эмоционально. Он панически боялся летать, и от страха его знобило, мутило и тошнило, начинала болеть голова, икры ног сводило судорогой. Из здания аэропорта Егор вышел совершенно разбитый, доехал на такси до отеля, сразу, не поднимаясь в номер, зашел в бар. Алкоголь помог расслабиться. Теперь до встречи с Кристиной можно пару часов полежать, может, даже удастся заснуть. По московскому времени еще глубокая ночь. Ну до чего ж она зловредная старуха! Назначила встречу у себя в офисе на два часа дня по местному, для Егора это всего шесть утра, рань несусветная! И почему ей удобно только тогда, когда приличные люди в столице еще спят?
На встречу с сестрой он приехал, опоздав на десять минут, вялый, с помятым лицом, но с твердым намерением добиться своего. Его проводили в переговорную, что несколько озадачило Егора: он думал, что беседа будет проходить в кабинете Кристины.
Переговорная оказалась самой обычной, только очень просторной, с большими окнами. Круглый стол, восемь стульев, в углу аппарат, который по желанию клиента выдает чай, кофе, воду, соки и даже смузи, рядом с ним столик с чашками и стаканами, одним словом, все как у всех. Кристина стояла у распахнутого окна спиной к двери, ее силуэт четко выделялся на фоне льющегося солнечного света. Невысокая, тонкая, с гладкой прической. «Если бы я не знал, что ей семьдесят, подумал бы, что лет двадцать», – с досадой подумал Егор. Альбина, его мать, такой фигурой похвастаться не могла, она рано начала полнеть и последние два десятка лет исступленно боролась с каждым новым килограммом веса.
Кристина обернулась на звук открывшейся двери, в руках у нее был стакан с каким-то оранжевым напитком.
– Здравствуй, – холодно произнесла она. – Ты опоздал.
– Извини. Здравствуй, Кристина.
Она поставила стакан на стол, закрыла окно и села, равнодушно глядя на Егора. Теперь свет падал на ее лицо, и стали видны множественные мелкие морщинки, дряблость кожи под подбородком, незакрашенная седина в волосах. «Все-таки мама выглядит намного лучше, – с неожиданным удовольствием подумал Егор. – Да, она полная, зато кожа у нее совсем почти без морщин и прическа шикарная, модная, не то что у этой
