Словно искра - Элль Макниколл

Я в панике хватаю его. Несколько месяцев назад мы были с Киди на экскурсии по университету, и студент, который её вел, постоянно говорил, что студенческий билет – это очень важный документ, который лучше не терять.

Я копаюсь в выдвижном ящике, в который папа обычно бросает мелочь. Там целая тонна пенсовых монет, и я выгребаю столько, чтобы хватило на автобус туда и обратно. Кладу монеты и студенческий в карман джинсов.

Подойдя к входной двери, я оглядываюсь на лестницу. Я знаю, что, если спросить у Нины, она не разрешит. Ещё я знаю, что на автобусе до Эдинбурга двадцать минут, так что я успею съездить туда и обратно за полтора часа.

Нина даже не заметит.

Дверь мягко закрывается за мной: я всё решила.

Я несусь к единственной в Джунипере остановке и в ожидании автобуса перевожу дыхание. Очень захватывающе: как будто на спецзадании. Из-за угла показывается автобус, и я сжимаю в кармане студенческий Киди.

Водитель не слишком радуется при виде моей мелочи, но в конце концов выдаёт мне билет в обе стороны. Мы трогаемся в Эдинбург. Я смотрю, как Джунипер исчезает в окне, и не могу усидеть на месте. Я беспокоюсь за Киди: вдруг у неё теперь неприятности или её отругали?

У меня всегда была хорошая память. Если я где-то побываю хоть раз, то смогу вспомнить это место во всех подробностях и найти дорогу. Я помню, как добраться до университета, потому что мы все ходили туда с Киди. Однажды мы ездили отдыхать в палаточный лагерь, и мне наскучили детские мероприятия, поэтому я решила побродить. Потом я сама добралась до лагеря, где меня и нашли перепуганные папа с мамой – им сказали, что я потерялась.

Они, видимо, не понимают, что мой мозг умеет превращаться в карту.

Автобус проезжает по Принсес-стрит, и я смотрю на Эдинбургский замок. С него открывается вид на то, что когда-то было озером. В которое, как говорила мисс Мёрфи, бросали ведьм. Я чуть не пропустила остановку, представляя себе, как это происходило.

Я бегу вверх по улице через Королевскую Милю[11], мимо статуи с золотым большим пальцем на ноге[12], мимо Грейфрайерс Бобби[13] и дальше к запомнившемуся мне зданию.

Внутри моя уверенность немного колеблется. Потолки такие высокие, а все вокруг такие взрослые и деловые. А ведь я и не знаю, какие у Киди сегодня лекции, в какой она аудитории.

Я заглядываю в кабинет, похожий на кабинет администрации в нашей школе. Женщина с большой чашкой чая в руке поднимает голову и смешно вздрагивает, увидев меня.

– Ты… Ты что, потерялась?

– Ну, можно и так сказать. – Не дождавшись разрешения, я подхожу к её столу. – Я ищу сестру, Киди Дэрроу. Она здесь учится.

– Понятно. – Женщина ставит чашку на стол: она сильно волнуется. – Это срочно?

Я вспоминаю, как настойчиво тот парень советовал не терять студенческий.

– Да.

– Хорошо, сейчас посмотрю. – Она, всё ещё слегка в замешательстве, поворачивается к компьютеру. – Дэрроу?

– Да.

– И это срочно?

– Да.

– Ну хорошо.

Она что-то печатает, пока я в нетерпении перескакиваю с ноги на ногу.

Наконец она берёт бумажку, пишет на ней номер аудитории и протягивает мне. Я хватаю записку и выбегаю было из кабинета, но вовремя вспоминаю о хороших манерах:

– Спасибо!

Чтобы найти аудиторию, мне приходится расспрашивать встречных. Здание университета огромное, величественное, и, кажется, все, кроме меня, точно знают, куда идти. Наконец мне подсказывают верное направление, и остаётся только проехать два этажа на лифте.

Очутившись наконец перед нужной дверью, я вдруг понимаю, что боюсь. Сквозь стеклянную панель виден просторный лекционный зал, а внизу по центру стоит преподаватель.

На экране проектора – надписи крупным шрифтом. По всей аудитории тут и там сидят студенты.

Я толкаю дверь. Преподаватель замолкает и, сощурившись, смотрит на меня. Некоторые оборачиваются.

И тут я замечаю её.

Все остальные держатся небольшими группками, но Киди сидит одна в первом ряду. На ней тёмное джинсовое платье и чёрные ботинки до колен, а ещё тёмные очки. В них специальные линзы, которые прописал врач, и эти очки нужны не только для зрения, но и чтобы защищать глаза от флуоресцентного освещения.

Я стою в аудитории, и этот свет кажется мне ужасно резким. Я моргаю. Он слишком яркий. Киди наверняка мучается даже в очках. И температура отвратительная, совсем не комфортная. Я сразу же замечаю, как неприятно Киди и какими расслабленными кажутся остальные.

Киди тоже оборачивается, и, хотя я не могу прочитать выражение её лица, потому что она в очках, она явно не ожидала увидеть меня.

– Я могу чем-то помочь? – спрашивает преподаватель, глядя на меня с недоумением и любопытством.

– Это моя сестра, – тут же говорит Киди, встаёт с места и бежит вверх по ступенькам аудитории.

Под смешки некоторых студентов она выводит меня, закрывает дверь, оставляя за ней хихиканье, и хватает меня за плечи.

– Что такое? Вы с Ниной поругались?

– Нет. – Я роюсь в кармане и гордо вытаскиваю оттуда студенческий. – Вот!

Мгновение она молчит, берёт из моей протянутой руки студенческий и смотрит на него так, будто впервые видит.

– Адди… Ты приехала, чтобы отдать мне студенческий?

– Да.

Киди, кажется, не рада и вовсе не испытывает облегчения, и меня вдруг охватывает нехорошее чувство. Я что-то не так поняла? Сделала что-то не то?

Киди оглядывает пустой коридор:

– Нина здесь?

– Нет, я ушла тайком.

– Адди, не нужно было.

Вдруг лицо у Киди перекашивается так, будто ей очень-очень больно. Она обхватывает себя и отворачивается. Я вижу, как она, опершись одной рукой о стену, пытается дышать ровно, и по спине у меня от страха бегут мурашки.

– Киди, что с тобой?

Она продолжает стоять ко мне спиной. Не хочет смотреть на меня.

– Я… Я не могу. – Она пытается что-то сказать, но замолкает.

Происходит что-то плохое. Может, это потому, что Киди не ожидала увидеть меня? Мы обе не любим неожиданностей. А может, из-за света в аудитории? Я пробыла там всего несколько секунд, но этого хватило. Я уже видела, как у Киди случаются перегрузки, но такие, чтобы ей было трудно говорить, – ни разу.

– Киди, ты как? Прости, я думала, это важно. И вообще, как ты всё здесь выдерживаешь? Здесь ужасно, сыро, как в болоте, и слишком ярко, и громко, и так много людей.

Она закрывает глаза, и я едва различаю их за стёклами её очков. Сильно трясущимися руками она выуживает из кармана телефон и вздыхает, увидев кучу уведомлений.

На экране множество пропущенных.

Киди обнимает меня за плечи, и мы идём к выходу. По пути она звонит Нине.

– Привет, – говорит она дрожащим голосом, когда Нина отвечает. – Она здесь, со мной…

В трубке тараторит Нина, но я не могу разобрать, что именно.

А затем она отключается.

– Мы поедем на автобусе или нас заберёт Нина?

Киди смотрит на меня и качает головой. Я понимаю, что ей всё ещё трудно говорить, когда она роняет только:

– Мама.

Я чувствую, как кровь отливает от лица.

⁂

– В последнее время ты ведёшь себя отвратительно, но это уже переходит все границы, – говорит мама.

Нина хмуро смотрит на неё. Все вчетвером мы едем обратно в Джунипер.

– Но я же позвонила тебе, – рассерженно отвечает Нина. – Как только поняла, что Адди нет.

– Ты должна была быть с ней всё время! – кричит мама. Её никак нельзя назвать крупной женщиной, но она умеет быть невероятно громкой. – Ты слышала мои указания и сознательно их проигнорировала. Ей мог встретиться кто угодно! Что угодно могло произойти!

Я хмурюсь, сидя на заднем сиденье. Взрослые всегда так делают. Твердят, что вокруг плохие незнакомцы и что мир опасен, но не объясняют почему. Твердят, что нужно бояться, но чего?

– Мам, это я виновата, – боязливо говорю я. – Я знала, что так