За мной, читатель! Роман о Михаиле Булгакове - Александр Юрьевич Сегень
– Короче говоря, там на одной лестничной площадке в одной квартире поминки, а в квартире напротив – свадьба! – испортила рассказ Наташа.
– Не любо – не слушай, а врать не мешай! – топнул на нее муж, но совершенно без злости. – Испортила кульминацию. Вот для чего нужны писатели, чтобы никто не мешал рассказчику. Да, братцы, на одной лестничной площадке. И покуда я туда-сюда бегал, поминки и свадьба перемешались, всюду настало веселье. На поминки бежали, чтобы выпить, а на свадьбу – закусить. А танцы-обниманцы и там, и тут, обе квартиры объединились. Вдовец Туроров, гляжу, уже с невестиной подругой танцует: «Я, – говорит, – жену недавно похоронил. Полностью свободен, а мужчина я хоть куда. Знаете, кем я работаю?» – и на ухо ей шепчет. Потом и вовсе разошелся, бросился меня обнимать: «Сука она была! Вот человек, честно объявивший это! Качай его!» Меня стали качать. Потом кто-то: «Бей его!» Гляжу, меня уже бьют. Потом опять качают. Словом…
– Вернулся в десять часов утра пьяный и весь в синяках, – закончила рассказ Наташа.
– Как хорошо, что рассказ кончился! – признался Булгаков. – А то уже сил нет смеяться. Живот лопнет. Вот так история! Записали?
– Пока нет.
– Спешите. Не то я через неделю сяду и напишу.
Так началась недолгая дружба Булгаковых и Михалковых. Стали ходить друг к другу в гости, соревновались, чьи брехни лучше. Михаил Афанасьевич врал о встречах со Сталиным, Сергей Владимирович выдумывал на ходу истории не хуже той, про свадьбу и похороны. А с недавних пор он начал сочинять забавные басни. Как-то раз Михалковы заглянули:
– Что делаете?
– Да вот, диктую жене письмо Молотову, – ответил Булгаков. – Он пишет, спрашивает, устраивает ли меня жилье. Я отвечаю, что нужна квартира получше, а то Михалковы житья не дают своими сатурналиями. Как узнают, что очередного врага народа расстреляли, так и пляшут. А врагов народа у нас ежедневно отправляют земляные ванны принимать.
– Правильно, – кивнул сосед сверху. – К тому же дом наш, братцы, будут сносить. В связи со строительством Дворца Советов.
– Как?!! – в один голос воскликнули Булгаковы.
– А при чем тут Дворец Советов? – пожал плечами Михаил Афанасьевич. – Он от нас шагах в трехстах, не меньше.
Но в это время позвонили из школы: Сереже подшибли ногу, Булгаков помчался, привез Тюпу, нес его на руках на четвертый этаж. Приехал хирург, осмотрел, вздохнул:
– Покой, компрессы. Пока неясно, трещина или растяжение связок.
Михалков пообещал, если что, пристроить в лучшую больницу. Вот жук! Парню двадцать пять лет, а уже у него все всюду схвачено. Засиделись с Михалковыми до двух часов ночи в разговорах. Булгаков то и дело к Сереже:
– Ну как ты, Тюпочка? Больно?
– Больно. Потап, – он подозвал к себе отчима. – а это правда тот самый Михалков? Мне в школе не верят.
– Тот самый, он может паспорт принести.
– Так вы там продолжайте смешные истории рассказывать. Я смеюсь, и мне лучше.
– Вот оно, спасительное предназначение выдумок! – воскликнул отчим, вернувшись к жене и гостям.
– Конечно! – подтвердил Михалков. – Когда я в детских больницах читаю своего «Дядю Степу», на другой день мне звонят: повальная выписка!
– Охотно верю! Благочестивое вранье. Продолжаем врать.
– Не врать, Михаил Афанасьевич, а сочинять фаблио, – поправил Михалков. – Так вот, приезжаем мы как-то с Наташкой…
Но брехни или, если так угодно, фаблио время от времени все равно сводились к перспективам дома.
– Я, братцы, пожалуй, тоже письмо Молотову напишу, – с серьезным видом говорил Михалков. – Так, мол, и так, соседи снизу Булгаковы постоянно ходят у себя по потолку, скачут по нему, и у нас полы трясутся, стол переворачивается, из чернильницы выплескиваются чернила, прошу выделить более устойчивое жилье.
На другой день и у Сережи нога пошла на поправку. Накануне Сережа сообщил, что у них в классе Ситник ходит с рогаткой и стреляет по стеклам. Тотчас этот Ситник попал на страницу, когда Маргарита влетает в окно к перепуганному мальчику:
«– Не бойся, не бойся, маленький, – сказала Маргарита, стараясь смягчить свой осипший на ветру, преступный голос, – это мальчишки стекла били.
– Из рогатки? – спросил мальчик, переставая дрожать.
– Из рогатки, из рогатки, – подтвердила Маргарита, – а ты спи!
– Это Ситник, – сказал мальчик, – у него есть рогатка.
– Ну, конечно, он!
Мальчик поглядел лукаво куда-то в сторону и спросил:
– А ты где, тетя?
– А меня нету, – сказала Маргарита, – я тебе снюсь».
Елена Сергеевна смеялась до слез:
– Вот так Сережин одноклассник, знать того не зная, попал в бессмертное творение гения.
А очередная история про Бубкина и Конопата рассказывала об их борьбе с рыцарями ордена рогоносцев – нехорошими мальчиками, которые стреляют из рогаток по кошкам, собакам, голубям и окнам.
На встречу Нового года Михалковы звали с собой к кому-то на Николину гору в поселок РАНИС – дачный кооператив работников науки и искусства, мечта любого дачника. Но Сережина нога еще болела, нельзя ходить, куда тут поедешь? От всех приглашений пришлось отказаться, а когда люди узнали, что Булгаковы будут встречать Новый год дома, желающих приехать 31 декабря к ним сразу набралось двадцать человек.
– Да у нас столько рюмок нет, вилок! – ужаснулась Елена Сергеевна. – Да и когда на Новый год много собирается, всегда это плохо.
Пришлось Михаилу Афанасьевичу всем врать:
– Нас на Кудыкину гору пригласили. Как это нет? Есть такая. Условное название дачного поселка. Так что с наступающим!
Или:
– Нас в посольство Тускароры позвали. Есть, есть такая. На днях объявила о своей независимости от Соединенных Штатов.
Разрешили прийти только Вильямсу с женой, Борису Эрдману и его брату Николаю с женой. Михаил Афанасьевич раздобыл настоящую елку, и, когда ее нарядили и зажгли, Сережа аж вскочил на ноги:
– Ничего не болит!
На столе в пустую вазу поставили высушенную особым способом хризантему. Жена Вильямса сказала:
– Засохший цветок – плохая примета. Надо убрать.
– Не-не-не-не! – воспретил Булгаков. – Это моя государственная награда за прошлый год.
Глава сорок седьмая
Душа возвращается заказчику
1939
Ничего не поделать, дорогой мой читатель! Мне тоже не хочется расставаться с нашим героем. Но время неумолимо тащит нас вперед, а издатели уже
