Неуловимые - Михаил Сидорович Прудников

Как и предполагалось, двое автоматчиков ходят вдоль забора. Ворота не в центре, а ближе к левому углу. Следовательно, надо ползти к ним, когда патрули удалятся в правую сторону.

Проверили заряд, приготовили рогатки, которыми надо приподнять колючую проволоку у ворот.

Выждав удобный момент, Никольский и Верхогляд поползли. Иван Зырянов остался в канавке. Условились: в случае опасности он откроет огонь из автомата, чтобы отвлечь внимание охраны.

Вот Зырянов видит: проволока дрогнула и вздыбилась. Товарищи проскользнули под ней. «Скорей снимите рогатки!» — мысленно торопит Иван.

Когда часовые подошли к воротам, проволока по-прежнему закрывала щель.

Никольский и Верхогляд огляделись, прислушались. Тихо. И вдруг где-то совсем близко — немецкая речь. Значит, есть охрана и на территории базы.

Впереди какая-то преграда. Ощупали — оказывается, деревянный настил, по которому перекатывают бочки. По настилу топают двое патрульных. Пришлось переждать, когда они удалятся...

Баки уже близко. И тут — какая досада! — гранатная сумка звякает о бочку. Звук очень слабый. Но он, как видно, все же привлек внимание патруля. Снова послышались раздраженные голоса немцев. Патрули шныряют между бочками. Один из них проходит совсем рядом. Никольский приподнимается на колени, сжимая в руке нож. Немец кричит что-то своему напарнику. Тот отвечает. Судя по тону, успокаивает, и оба удаляются опять...

Баки накрыты маскировочной сетью. Забравшись под нее, Верхогляд и Никольский переводят дух.

Валентин готовит заряд и закладывает его под один из баков. Осталось только вставить шнуры по обе стороны и чуть присыпать взрывчатку гравием.

Наконец и это сделано. Никольский ложится на землю. Верхогляд накрывает его шинелью: горящую спичку видно издалека.

Через несколько секунд шинель откидывается в сторону. Зажигательные трубки подожжены. Теперь надо торопиться к воротам! В резерве всего одна минута!

Никольский и Верхогляд бегут рядом. Спотыкаются. Что такое? Трубопровод! Где-то сбоку — крики и топот ног. Сколько секунд осталось?

Оглушительный взрыв потрясает воздух. Все кругом озаряется красным светом. Впереди — немец с автоматом. Никольский бросает в него гранату.

Заработали пулеметы. Гитлеровцы стреляют беспорядочно, в разных направлениях.

Гремит второй взрыв, за ним третий. Длинной цепью побежали по бочкам огненные ручейки.

Никольский и Верхогляд выбегают с территории базы. Тут к ним присоединяется Зырянов. Дело сделано. Надо побыстрее уходить в лес.

Неожиданно Зырянов падает в глубокий карьер, наполненный водой. Барахтается, никак не может вылезти. Товарищи приходят на помощь, вытаскивают его и снова бегут.

Останавливаются в глухой чаще, около землянки, которую обнаружили еще по пути на базу. Здесь когда-то, видимо, был медпункт. Валяются окровавленное белье и медицинская сумка. Судя по всему, в эту землянку никто, кроме них, не заглядывал. Пожалуй, здесь можно и отдохнуть немного.

— Послушай, Иван, — предлагает Никольский Зырянову, — брось ты свой кожушок. После канавы он весит пуда полтора, сушить негде, зачем таскать такую тяжесть?

Зырянов ощупывает сильно потрепанный кожушок и отрицательно качает головой.

— Дойдем до лагеря, я тебе свою шинель отдам, — убеждает Никольский. — Новенькая.

— Новая, говоришь?.. А как же сам обойдешься? — заинтересовался Иван.

— С меня и ватника достаточно. А тебе той шинели лет на пять хватит.

— Верно, — подтвердил Верхогляд. — Хорошая шинель.

Зырянов снимает с себя кожушок. Долго мнет его в руках — отжимает воду, пробует на вес, потом цепляет за ветку и долго смотрит на него. Наконец решительно говорит:

— Нет, брат, не пойдет. Он со мной из плена бежал, товарищ он мне. Как это товарища бросить? А шинелка тебе самому сгодится...

База горела целую ночь. Погасить ее оккупантам не удалось. А на следующий день в Полоцке и его окрестностях начались облавы, аресты. 

Наши ряды растут

1

После возвращения Никольского, Верхогляда и Зырянова отряд покинул островок на болоте и перебрался в большой сосновый бор, находящийся километрах в тридцати севернее Полоцка.

Здесь мы устроились поосновательнее: соорудили несколько землянок, тщательно их замаскировали — и начали готовиться к тому, чтобы пошире развернуть свою деятельность.

За два месяца в тылу противника отряд взорвал шесть мостов, пустил под откос тринадцать поездов с войсками и техникой противника, уничтожил базу горючего. Но это, конечно, лишь начало. Нам еще не удалось хотя бы и в малой доле выполнить полученное в Москве задание — зажечь землю под ногами оккупантов.

Надо широко вовлекать в борьбу местное население. Мы собирались этим заняться, когда находились еще в первом лагере, недалеко от хутора Забелье. Однако последующие события не дали возможности осуществить наши намерения. И теперь, правда, не приходилось рассчитывать на спокойную жизнь, но медлить больше нельзя.

Немало народу выражало желание вступить в наш отряд. Однако сразу принимать всех было неразумно. Торопливость могла привести к ошибкам в оценке людей, а следовательно, и к провалам. Требовалось проверить каждого человека. А для этого прежде всего следовало связаться с местными коммунистами, комсомольцами.

В Москве нам сказали, что в Полоцком районе существует подпольный райком партии, который начал свою деятельность сразу же после захвата гитлеровцами города, то есть со второй половины июля сорок первого года. И действительно, наш отряд пришел не на пустое место. Во многих населенных пунктах народ был осведомлен об истинном положении на фронтах, знал, куда направлять свои усилия.

Мы понимали, конечно, что это результат работы коммунистов-подпольщиков, и очень хотели с ними встретиться. О нашем присутствии они, видимо, тоже знали. Диверсии на железных дорогах вряд ли могли остаться незамеченными.

Мы искали друг друга, но обстоятельства складывались так, что ни в марте, ни в апреле нам связаться не удалось. Только в середине мая счастье улыбнулось наконец разведчику Хаджибатыру Бадоеву. Он ввалился ко мне в землянку сияющий и возбужденный.

— Как дела, Батыр?

— Хороши дела, понимаешь, очень хороши, товарищ капитан. Хороших людей нашел.

— Садись, рассказывай.

Бадоев снял фуражку, вытер со лба пот и присел на пенек у моего «письменного стола» — вбитых в землю четырех кругляков молодой осины, покрытых листом фанеры.

— Входим, понимаешь, в село Белое, встречаем учительницу Марию Алексеевну. Она говорит: «Появился у нас один хороший человек — Петр Васильевич. Самостоятельный такой, немолодой человек. Разговор ведет. Хороший разговор. Не из ваших ли этот человек?» 

Судя по тому, какие разговоры вел с Марией Алексеевной Петр Васильевич, можно было предположить, что он-то и является одним из тех, кого мы давно ищем.

— А когда Петр Васильевич бывает в Белом? —