Неуловимые - Михаил Сидорович Прудников

Объект, безусловно, заманчивый. Он стоил того, чтобы мы израсходовали свои последние пять килограммов тола.

И вот утром девятого мая я пригласил к себе Валентина Никольского, Ивана Верхогляда и Ивана Зырянова. Взрыв базы решено поручить им.

Еще раз все уточняем. Территория объекта обнесена проволочными заграждениями. По углам пулеметы. Лучше подползти к воротам: под ними есть лаз. Ворота ночью закрыты, и около них охраны обычно нет.

Но вдоль изгороди с каждой стороны непрерывно ходят двое автоматчиков. Важно знать, сколько времени занимает у них путь от одного угла до другого. Определить это заранее невозможно. У каждого патруля свой темп: одни быстро шагают, другие не торопятся — покуривают, разговаривают. Придется понаблюдать и уточнить на месте. Там же, на месте, Никольский — он назначается старшим — решит, одному или двоим пробиваться на территорию базы.

И последнее указание подрывникам:

— Вам дается всего один метр двадцать сантиметров бикфордова шнура. Маловато, но большего у нас нет. Для надежности сделайте две зажигательные трубки и поставьте их по обе стороны заряда. Даст осечку одна — выручит другая. А шнур длиной в шестьдесят сантиметров горит одну минуту. За эту минуту вы должны уйти как можно дальше.

— Понятно, товарищ капитан!..

Инструктаж закончен. Бойцы собираются в дорогу.

Хорошо бы снабдить группу продуктами. Но в лагере почти ничего нет. Старшина Попов едва нашел килограмм вареного мяса.

— Не надо, — отказывается Никольский. — Как-нибудь обойдемся.

— Бери, бери, пригодится, — говорит Попов, заворачивая более чем скромный паек в обрывок бумаги.

— В добрый путь!

А путь тяжелый. Сразу по выходе из лагеря — болото. Недалеко Дретунь. Там крупный немецкий гарнизон. Поблизости аэродром. От Дретуни до Полоцка — патрулируемая гитлеровцами железная дорога. Вдоль нее — ряд больших селений с подразделениями полицейских. Надо идти нехожеными тропами. По дорогам двигаться очень опасно.

2

Несколько дней отряд жил в нетерпеливом ожидании. Мы твердо верили в успех задуманной диверсии, однако в таких делах все предвидеть, предусмотреть почти невозможно. Любая оплошность может сорвать самый хороший, тщательнейшим образом разработанный план. А взрыв базы, опоясанной колючей проволокой, охраняемой пулеметчиками и десятками патрулей, — труднейшая задача даже для самых опытных людей.

Ночью тринадцатого мая разведчики, находившиеся в нескольких километрах от лагеря, ближе к Полоцку, прислали связного. Он сообщил важную новость: с холма видно, что на юго-западе, в стороне города, на небе появились отблески пожара.

Наверняка это горит нефтебаза.

Но радость сразу омрачилась тревожной мыслью: удалось ли нашим товарищам благополучно отойти? Ведь они имели всего одну минуту!

Прошло еще около двух суток, полных беспокойства. И вдруг по лагерю пошли перекликаться взволнованные голоса:

— Идут!

— Кто?

— Наши!

Обросшие, грязные, поднимаются по тропинке на холм Никольский, Верхогляд и Зырянов, Мы бросаемся им навстречу. На осунувшихся, бледных лицах героев сияют счастливые улыбки.

— Товарищ капитан, — обращается ко мне Никольский, — задание выполнено.

— Молодцы. Отдыхайте, дорогие товарищи. Завтра доложите подробно...

И на следующее утро весь отряд, затаив дыхание, слушал их рассказ о том, как была уничтожена вражеская нефтебаза. 

...Приятно идти по тенистой лесной тропинке. Кругом ни души. Так бы до самого Полоцка. Но вот между деревьями мелькнула грунтовая дорога. По ней промчалась грузовая машина с немецкими солдатами.

Когда стемнело, группа Никольского перешла дорогу и спустилась в овраг, решив сделать короткий привал.

Невдалеке мелькали огоньки.

— Знакомое место, — сказал Иван Верхогляд. — В этой деревне у меня друзья. Карповы. Зайти бы покурить!

— Друзья? Какие же у тебя здесь друзья? — заинтересовался Никольский.

— Скрывался я у них, когда из плена бежал. Прекрасные люди!

— На полицаев напоремся, они дадут прикурить, — мрачно заметил Зырянов.

— Мы тихонько. Хата как раз над оврагом, — успокоил Иван.

Покурить!.. Это так заманчиво. Трудно удержаться от соблазна. К тому же и поговорить с местными людьми не вредно.

— Ладно, — согласился Никольский. — Иди вперед, показывай дорогу.

Цепляясь руками за выступы, Верхогляд выбрался из оврага и пошел по ощетинившемуся прошлогодним бурьяном огороду.

— Ребята, — шепнул он, обернувшись. — Хаты нету.

— Как нету?

— Вот тут была, честное слово.

— Кого там носит? — послышался вдруг глухой женский голос.

— Хозяйка! — обрадовался Верхогляд.

Среди кучи щебня стояла, сгорбившись, пожилая женщина. Луна слабо освещала ее голову, повязанную черным платком, и сложенные на груди руки.

— Мамаша, что случилось?

Женщина пристально посмотрела на Верхогляда.

— Ты, сынок?

— Узнали?

— Я тебя, милый, всю жизнь помнить буду.

Трудно было понять, укоряет она или нет.

— За меня? — угрюмо спросил Иван.

— За тебя, сынок, за тебя.

— А хозяин живой?

— Бог миловал. Поначалу увели, но дня через три вернулся.

— Где же он теперь?

— Не знаю. За хату долг хочет спросить со старосту, что натравил фрицев по твоему следу. Горячий он у меня.

— А вы, мамаша, так и живете тут, на головешках?

— Сохрани господь, сынок. Землю нашу опоганили, а люди добрые на ней не перевелись. У Петруся Сенюка живу. А к головешкам своим все тянет. Нету душе покоя. Похожу тут маленько, вроде полегчает. Да ты, милый, будто не один? — Она кивнула в сторону стоявших неподалеку Никольского и Зырянова.

— Трое нас, мамаша.

Женщина шагнула прочь от развалин, посмотрела на щербатый огрызок дымохода и покачала головой.

— Ну, хватит, побыла дома. Пойдемте, сынки. Дед Петрусь — человек душевный, не обидит. Тут рядом, третья хата.

Сенюк, бывший колхозный сторож, действительно проявил большую доброту и сердечность.

— Это кто ж с тобой, Маруся? — спросил он, открывая дверь.

— Свои хлопцы.

— Свои, так заходите, гостями будете.

— Мы, отец, ненадолго. Передохнем чуть-чуть — и дальше, — сказал Никольский.

— Чего торопиться? Ночуйте, места на всех хватит. Слышь, Лизавета, — окликнул дед сидевшую на печи старуху, которая при свете каганца пришивала черную заплату к ситцевой рубахе. — Принимай женихов. Маруся троих молодцов привела.

— Ох и балагур же ты! — Старуха слезла с печки, переставила каганец на стол и поздоровалась со всеми за руку. — Садитесь, ребята. С дороги покормить бы вас посытнее, да только обед у нас теперь сами знаете какой. Бульбой угостим, а уж насчет прочего — не обессудьте.

Она выудила рогачом из печи чугун с картошкой.

Бульба оказалась очень вкусной.

На закуску дед Петрусь предложил табачку. И