Коллаборационисты. Три истории о предательстве и выживании во время Второй мировой войны - Иэн Бурума
Ни в одной стране правда о военном прошлом не вызывала столько споров и вопросов, как в Японии. Ёсико Кавасиму вспоминают в японском кинематографе, мюзиклах, мангах, романах и исторических книгах скорее как фигуру трагическую, нежели достойную порицания. Вина порождает не меньше мифов, чем достижения.
Зловещие collabo, как их называли во Франции, были неотъемлемой частью национальных нравоучительных историй конца 1950-х. Без сатаны Бога не бывает. Мы знали, что активно сотрудничавшее с врагом меньшинство совершило смертный грех. Они стали падшими, символом морального разложения, их преступления должны были оттенять блистательную добродетель отважного большинства. По-голландски участников Сопротивления называли goed – «хорошими», «достойными», а коллаборационистов – fout, «неправыми», причем не только политически, а нравственно. Это были абсолютные категории. Ты либо хороший, либо нет. Без компромиссов.
Обратные мифы, которые сносили фасад послевоенных заблуждений, появились лишь лет десять спустя. В новых историях, романах, фильмах, телепрограммах рассказывалось – поначалу осторожно, потом все смелее и смелее, по мере развития протестных движений 1960-х годов, – что общество вело себя отнюдь не так героически, как нас уверяли. Нас вдруг осенило, что простые нравоучительные рассказы о борьбе добра со злом в сложном контексте Сопротивления и коллаборационизма износились и стали неуместными.
Сопротивление привлекало людей по самым разным причинам. Кто-то вступал в движение из чувства морального долга, продиктованного религиозными или политическими убеждениями, кто-то – из обычной (или не такой уж и обычной) порядочности. Другие, отнюдь не обязательно менее порядочные, жаждали приключений. Третьих привлекали риск и насилие. Насильственные акции были чреваты серьезными последствиями для других людей – не столь склонных к авантюрам, но тем не менее ставших жертвами жестоких репрессий. Поэтому участников Сопротивления в послевоенное время часто романтизировали, когда прошло уже много лет после их подвигов, приносивших порой больше вреда, чем пользы. Как бы то ни было, активные участники Сопротивления в любой стране были меньшинством.
Сотрудничали с нацистами тоже по самым разным причинам. Порой наиболее суровая кара после войны постигала самых безобидных нарушителей, например женщин, которые были любовницами оккупантов. Одних толкала в их объятия страсть, других – одиночество, амбиции, тяга к хорошей жизни, кого-то, быть может, даже любовь, но мало кто руководствовался глубокими идеологическими убеждениями. От чувства национального унижения, особенно терзавшего мужчин, глумливая толпа измывалась над этими женщинами: их с позором прогоняли по улицам, обривали головы, изваливали в грязи, их оплевывали и даже насиловали. Безжалостные лица такой ликующей толпы знакомы нам по множеству картин, изображающих путь Христа на Голгофу. То, что из трех героев этой книги казнили за ее действия только Ёсико Кавасиму, не в последнюю очередь объясняется именно яростью этих эмоций.
На совести многих коллаборационистов были прегрешения куда страшнее интимной связи с неприятелем. Оккупационные армии и преступные режимы неизменно предоставляют самым разным людям из темных закоулков общества шанс пробиться к власти и с мстительным удовольствием отыграться на других: бездарные художники становятся цензорами; мелкие преступники выслуживаются до высоких чинов и управляют тюремными лагерями; лишенные лицензий адвокаты, продажные чиновники, врачи с сомнительным прошлым и маргинальные политики могут стать новой элитой и пользоваться всеми атрибутами своего положения при иностранной тирании. Именно поэтому годы фашизма были идеальны для Hochstapler, выдумщиков, попавших в мир вымысла и насилия. И, разумеется, у них появилось множество способов нажиться на чужих бедах.
Однако не все коллаборационисты были гангстерами, мошенниками и продажными оппортунистами. Мэры городов держались за свои кресла, убеждая себя, что отставка наверняка лишь откроет двери преемникам похуже. Владельцы фабрик сотрудничали с режимом, чтобы их предприятия не конфисковали; в конце концов они смогут заявить, что обращались с рабами из концлагерей лучше любого нацистского чинуши. Адвокаты и судьи принимали нацистские законы и директивы, якобы руководствуясь верховенством права. Чтобы заглушить совесть, они утешали себя мыслью, что сама природа этого права им неподвластна. Что же до покупателей и продавцов захваченной собственности или тех, кто оказывал новой власти всевозможные услуги, – что ж, кто-то же должен был поддерживать экономику на ходу.
Но были и те, кто считал, что новая Европа под предводительством Германии выставит мощную оборону перед угрозой двух бо́льших зол – «еврейского коммунистического заговора» и «еврейско-американского капитализма». Те же угрозы, только, как правило, без одержимости евреями, легли в основу аналогичного братства в Азии, где японская империя развязала ожесточенную кампанию освобождения соседних азиатских народов от коммунизма и заодно от западного империализма. Японская оккупация Китая и других азиатских регионов открыла путь таким же преступникам, разочарованным идеалистам, неудачникам, потерпевшим поражение в обществе и в ремесле, мстительным извергам, мошенникам, бизнесменам и прочим оппортунистам, как те, что орудовали в Европе под гитлеровским флагом. Но так же, как с немцами сотрудничали те, кому сталинизм представлялся худшим из зол и кто при советском режиме страдал от лишений и унижений, так и некоторые видные деятели в Азии сотрудничали с японцами, искренне желая освободить свои страны от гнета западного колониального правления.
Никто из троих героев книги не вписывается ни в один из этих типажей. Мало кого из коллаборационистов или деятелей Сопротивления можно свести лишь к одному из них. Люди, даже коварные или малодушные, гораздо сложнее. Но в крайне самобытных историях жизни Керстена, Кавасимы и Вайнреба присутствует то, что объединяет многих коллаборационистов: жадность, идеализм, жажда острых ощущений, тяга к власти, оппортунизм и даже убежденность, причем порой уместная, что в некотором смысле они творят благо.
То, что коллаборационизм и Сопротивление нельзя втиснуть в рамки поучительных сказок о добре и зле, не подразумевает, что эти качества всегда распределяются равномерно. Зло можно причинить из лучших побуждений, а добро порой творят и дурные люди. Нравственные суждения нужно выносить, взвесив все. Даже находясь в свите массового убийцы, Феликс Керстен, разумеется, совершал благие поступки. Но насквозь порочен не был ни один из троих героев книги. Все были самыми
