Среди людей неименитых. Воспоминания современника - Валерий Иванович Матисов
И все же при всем своем сочувствии к отдельным представителям русской интеллигенции, к отдельным личностям, я считаю, что никто не принес русскому народу своим эгоцентризмом, безмерным самолюбованием и немереной гордыней столько вреда и страданий, сколько принесла его та «разумная, образованная, умственно развитая часть жителей», именующая себя интеллигенцией.
Если Разин и Пугачев звали народ «к топору», то интеллигенция всегда сеяла взаимную ненависть в русском обществе. Нет, она не соглашалась на длительную социальную терапию, она всегда жаждала шоковой терапии, быстрых хирургических мер. А когда полилась кровь под ножом новоявленных хирургов, она «умыла руки» и яд своей ненависти направила на новых правителей. И так каждый раз при очередном повороте «красного колеса». Видимо, характер у нее такой.
Это понимали многие светлые головы и среди самих интеллигентов. «Случилось вот какого рода несчастье, – писал Н. Бердяев, – любовь к уравнительной справедливости, к общественному добру, народному благу парализовала любовь к Истине и почти уничтожила интерес к Истине». Разве могла российская интеллигенция согласиться с тем, что ее обвиняют в «шкурном» материальном интересе?
«Маниловщину» интеллигенции осудил и другой современник – Федор Степун: «Революция… возносит низменное и сжигает возвышенное. Начинается погоня за химерами… Мечты о прекрасной даме разрушают семью, прекрасные дамы оказываются проститутками, а проститутки становятся уездными комиссаршами».
Большую долю вины за произошедшее в России возложил на интеллигенцию еще один очевидец – философ князь Евгений Трубецкой (между прочим, был членом Госсовета и одним из основателей партии кадетов): «Лесть и демагогия интеллигенции упразднили всякую грань между свободой и анархией, между социализмом и грабежом, между демократией и деспотизмом».
Семен Франк, тоже философ: «Русский интеллигент не знает никаких абсолютных ценностей, никаких критериев, никакой ориентировки в жизни, кроме морального разграничения людей, поступков, состояний на хорошие и дурные, добрые и злые». Причем, что добро, а что зло решает сам интеллигент по своему, так сказать, усмотрению.
Я уже упоминал, как высмеял интеллигентов поэт-сатирик Саша Черный. Другой представитель «серебряного века» русской поэзии и мысли Дон-Аминадо (человек остроумный и веселый на словах, но еще и все понимавший и оттого грустный) тоже не жаловал русскую интеллигенцию.
«Был мужик, а мы – о грации, Был навоз, а мы – в тимпан! Так от мелодекламации Погибает даже нация, Как лопух и как бурьян».
Полвека спустя, уже 80-е годы хорошо пел А. Малинин романс «Напрасные слова – виньетка ложной сути…». Но когда его спросили, понимает ли он, о чем поет, артист, ответил, что каждый раз, когда произносит эту фразу, он думает, а что же такое «виньетка»? Наверное, «грацию» он понимал как нижнее дамское белье, а уж что такое «тимпан» – вряд ли имел представление. Интеллигенция, без умолку говорящая о народе, о его спасении во все времена была весьма далека от народных нужд.
Да, «напрасные слова – виньетка ложной сути»! Согласен.
Все цитируемые здесь «светлые головы» были современниками Ленина и так или иначе прошли через горнило Марксова учения. Потом, конечно, одумались, и пути их разошлись не только с Лениным, но и друг с другом.
А вот что думал по поводу интеллигенции сам вождь мирового пролетариата. Еще 15 сентября 1919 года в письме Горькому он заметил (как всегда, с большевистской прямотой и революционной суровостью), что «приспешники буржуазии интеллигенты… считают себя мозгом нации. На самом деле они не мозг нации – они ее говно». (Цит. по «Исторические хроники с Николаем Сванидзе», СПб, 2007 г. Т. 1, стр. 247.)
Видимо, неоправданное самолюбование, надменность, позерство, чистоплюйство, пустословие, а порою и лизоблюдство тех, кто называл себя «русской интеллигенцией», раздражало Ильича не меньше, чем меня.
Антипатии людей неименитых к умникам, краснобаям я лично видел и в далекой Эфиопии, и во Франции, и в Италии, и в деревне под Владимиром, и на Азовском море.
Мое личное восприятие этих soi-disant (себя считающих, фр.) интеллигентов таково: «Вроде бы образованный, культурный, глубокомысленный человек громко пукнул в компании и гордо оглядывается вокруг – какое впечатление произвел на окружающих?» И все, дальше ничего, пустота! Зато эффектно!
Если кому не нравится, могу лишь посоветовать словами телеведущего программы «Максимум»: «Жалуйтесь!» Ведь фигуранты этой телепрограммы наверняка считают себя если не интеллигентами, то уж, как минимум, элитой, «мозгом» нации. А мы должны им подражать. Увольте!
А что в осадке…?
Подходит к концу бесхитростная повесть жития раба Божия Валерия, карьерного дипломата и «маленького человека», байдарочника и конформиста, друга собак, кошек и хорошеньких женщин, любителя собирать грибы, ловить рыбу, а также выпить, закусить и посидеть с друзьями, история, написанная им самим. Рассказал я и о своих встречах с хрупкими музами, и с мудрыми дядьками, и с людьми незнаменитыми. Не всё, конечно, – всего не расскажешь, – да и нужно ли? Конформист по жизни, я хорошо усвоил: не нужно крайностей – дюже хорошо, тоже плохо. Всего нужно в меру.
Каждый человек, хотя бы раз в жизни, задумается, а что будет дальше, и уж точно не один раз он вспомнит, особенно в старости, а как было раньше. Как было раньше, я в меру своих возможностей и способностей, честно, не лукавя, рассказал на страницах этой книжки. А о том, что ждет в будущем, я довольно часто думал после известного заявления Хрущева: «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!» «Вот бы посмотреть!» – думал я в начале 60-х. Сподобился и посмотрел – лучше бы не видел. Боялся ли я будущего, испытывал ли страх перед ним? Скажу честно: нет, не боялся. Ведь советские люди были «вооружены чувством исторического оптимизма». Теперь-то я понимаю, что я не боялся будущего не оттого, что был так отважен, а оттого, что был просто молод – во мне бурлила жажда жизни и познания. Сейчас пожил и познал.
За отведенные мне годы в мире и России произошли невообразимые глобальные радикальные изменения. Почти все люди живут и действуют, основываясь на собственном жизненном опыте и опыте предыдущих поколений. Так жил и я. Всегда считал себя русским человеком, имел в голове вполне устоявшийся образ России (не только по книгам, но и по собственным наблюдениям). Образ России для нас, русских, да и для внешнего мира создали великие творцы: Пушкин, Достоевский, Толстой. Это они породили легенды о «загадочной славянской душе», о «русском менталитете», о «русском характере», который отличается двойственностью, т. е. переходом от одной крайности к другой; готовностью выдерживать экстремальные