Допинг. Запрещенные страницы - Григорий Михайлович Родченков
Возникшая ситуация обсуждалась в Кёльне на ежегодном симпозиуме, надо было по мере сил нивелировать такое невероятное преимущество Кёльна по отношению к другим лабораториям. Решили, что каждая лаборатория должна разработать методику, позволяющую определять «большую пятерку» самых ходовых анаболических агентов, это были станозолол, метилтестостерон, метандростенолон, нандролон и кленбутерол — на уровне двух нанограмм на миллилитр мочи (нг/мл). Хотя в Кёльне по этим препаратам вышли на невероятный уровень чувствительности 0.1–0.2 нг/мл, или 100–200 пг/мл. С учётом введения внесоревновательного контроля это был большой прогресс в борьбе с допингом.
Однако оставались нерешённые проблемы с эритропоэтином и гормоном роста, они не определялись в аккредитованных лабораториях и портили всю картину и даже настроение. В 1993 году в Кёльне профессор Донике лично доложил предварительные данные по определению ЭПО и гормона роста в моче; было показано, что после инъекций концентрации пептидов в моче кратковременно повышаются. Но оказалось, что напряжённая тренировка, особенно в анаэробном режиме, проводит к такому выбросу эндогенного, то есть своего собственного, гормона роста, который не сравним ни с какой инъекцией! Эритропоэтин тоже реагировал на разные ситуации — например, на перелёт через океан, когда в течение нескольких часов пассажир находился в салоне самолета в условиях гипоксии, то есть пониженной концентрации кислорода. Концентрация ЭПО подскакивала так, как будто была сделана инъекция. И гормон роста, и эритропоэтин вырабатывались в организме человека, и в эпоху Донике никто не знал, как разобраться, где там своё, а где результат инъекции.
Информации после анализа мочи было недостаточно, и непонятно, за что можно зацепиться. Стало очевидно, что необходим анализ крови спортсмена. Профессор Донике не любил анализ крови, но обходиться без него стало нельзя. В области анализа крови лидирующие позиции занимали группы учёных из Скандинавии, они публиковали статьи, и в 1993 году в пику Донике объявили, что первый симпозиум по анализу крови в допинговом контроле состоится уже этим летом в августе, в норвежском Лиллехаммере, на месте проведения Олимпийских игр в следующем, 1994-м году. Мне очень захотелось туда поехать, но кровавый допинговый симпозиум в планах не стоял, это означало, что денег на поездку нет.
6.15 Советские спортсмены сыпятся на допинговом контроле. — «Кровавый симпозиум» в Лиллехаммере
В 1993 году проводились два чемпионата мира IAAF по лёгкой атлетике! Зимний был в канадском Торонто, а летний — в немецком Штутгарте. В этих странах наготове были сильные лаборатории — монреальская, директором которой стала Кристиан Айотт, и кёльнская, со своим новым прибором. После чемпионата в Торонто российская сборная лишилась двух золотых медалей: эстафетная женская команда, 4×400 метров, там нашли станозолол, и победа в семиборье, попалась моя любимая Ирина Белова — у неё был найден тестостерон. Григорий Воробьёв, врач сборной, был в шоке, мы с ним просмотрели данные нашего предвыездного контроля — у Беловой всё было в норме, тестостерон 15 нг/мл, эпитестостерон 10 нг/мл, отношение Т/Е 1.5, тогда почему в Монреале после соревнований отношение Т/Е оказалось больше 6, проба положительная? Получать четыре года дисквалификации не хотелось, и меня решили отправить в Монреаль на контрольный анализ пробы Б, хотя я заранее сказал Воробьёву, что Монреаль — это не та лаборатория, где можно надеяться, что контрольный анализ не подтвердит результаты пробы А. Но мне вручили паспорт с визой и билет — и я полетел в Монреаль.
Контрольный анализ пробы Б был очень интересен, мне хотелось увидеть, как его проводят за границей. Тестостерон в Монреале подтвердили, отношение Т/Е получилось 7.2, концентрация тестостерона 29 нг/мл, эпитестостерона 4 нг/мл; Кристиан Айотт, директор лаборатории, всё мне показала и рассказала. Вернувшись в Москву, я представил отчёт в письменном виде Валентину Васильевичу Балахничёву, президенту Всероссийской федерации лёгкой атлетики (ВФЛА). Именно тогда я впервые встретился с Балахничёвым лично.
Тем временем Григорий Воробьёв перетряс всё окружение Беловой и установил, что накануне отлёта, уже после предвыездного контроля, затейник доктор ввёл ей половинку ампулы тестостерона, 25 мг. Он уверял, что они всегда так поступали за три дня до старта и что никогда не было проблем на соревнованиях. Но тем и коварен тестостерон, что поначалу такие фокусы проходят, но постепенно стероидное давление на организм возрастает, в ходе соревновательного сезона, сборов, перелётов и смены часовых поясов копится общая усталость, в итоге все эти факторы приводят к снижению выработки собственных стероидов. Главное — снижается концентрация эпитестостерона, который стоит в знаменателе отношения Т/Е. Если бы в канадской пробе у Беловой, где тестостерон был 29 нг/мл, её эпитестостерон не провалился бы так сильно, до 4 нг/мл, а остался чуточку выше, пусть 5 нг/мл, то уже арифметическое деление 29/5 дало бы отношение ниже 6 — и всё, проба отрицательная! Это же такая мелочь — может быть, если бы Ирина поспала в тот день подольше или не волновалась так перед стартом, то всё могло обойтись. А так она получила четыре года дисквалификации!
Работы летом было очень много. Уралец уехал, и на меня обрушились отчёты, переводы и всяческая писанина, которую раньше делал он. Иногда даже времени не оставалось побегать, но как-то раз под вечер я всё бросил и пошёл потрусить по нашему институтскому парку, голову проветрить и бока растрясти. Смотрю — навстречу мне медленно едет белая машина и мигает фарами. Кто бы это мог быть, да ещё на нашей территории? Оказалось — директор Валентин Лукич Сыч, он купил себе вазовскую «восьмерку», хотя, может быть, и «девятку», точно не помню, и понемногу учился водить. Вот, говорит мне, мы больше не можем содержать персональную машину для директора, денег в институте нет, пришлось купить машину и учиться водить самому. Потом спросил, как у меня дела и есть ли какие проблемы. Я ответил, что скоро, уже через пару недель, в Лиллехаммере состоится симпозиум по анализу крови, первый в истории допингового контроля, у меня есть приглашение, но денег на поездку нет, к тому же мой заграничный паспорт заканчивается, а оформление нового занимает два месяца, даже больше. Тогда Сыч велел зайти к нему завтра с утра и напомнить про симпозиум и паспорт.
Я зашёл и напомнил;
