Допинг. Запрещенные страницы - Григорий Михайлович Родченков
А в Москве 16 сентября состоялся примечательный суд: мировая рекордсменка в беге на 60 метров с барьерами Людмила Нарожиленко и её менеджер, а позднее муж Йохан Энквист судились с новоиспечённой Всероссийской федерацией лёгкой атлетики (ВФЛА), с её президентом Валентином Балахничёвым. Зимой в европейских манежах Людмила улучшала или повторяла мировые рекорды, потом сама, не дожидаясь приглашения, бежала сдавать пробу на допинговый контроль, чтобы рекорд или его повторение были засчитаны и она могла получить свои премии и бонусы. И каждый раз у неё находили метаболиты метандростенолона — это было необъяснимо, ведь если спортсменка принимала анаболики или не была уверена в чистоте своей пробы, то она сделала бы всё возможное, сбежала бы куда угодно, прыгнула бы в окно или в воду, лишь бы не сдавать пробу. Но она прибегала сама, требовала допинговый контроль и сдавала мочу!
Для объяснения придумали какую-то несуразицу — якобы метандростенолон Людмиле подсыпали в банку с протеином, но она этого не знала. Будто бы это была месть Николая Нарожиленко, её бывшего мужа и тренера, ревновавшего её к Йохану. Валентин Балахничёв не любил Йохана, слащавого и благообразного красавчика, и коль скоро пробы были положительными, то ВФЛА дисквалифицировала Людмилу на два года. Тогда Людмила Нарожиленко и Йохан Энквист опротестовали в российском суде решение ВФЛА о дисквалификации. Йохан нанял двух адвокатов, и они в суде доказали, что так поступать незаконно, что Людмила — профессиональный атлет, это её основная работа, поэтому дисквалификация лишает её заработка и оставляет без средств к существованию. По российским законам лишиться работы можно было только за совершение уголовного преступления или в судебном порядке, но ни суда, ни криминала в случае Нарожиленко не было.
Меня пригласили в качестве независимого эксперта, и я сказал, что элитные спортсмены попадаются в основном на станозололе или тестостероне, а спортсмены уровня Нарожиленко метандростенолон не принимают, это уровень начинающих спортсменов. Более того, применение метандростенолона перед стартом опасно: мышцы становятся жёсткими, нарушается координация и можно получить серьёзную травму. Суд мы выиграли, это был первый, а может быть, и единственный такой суд в отечественной истории, однако после него мои отношения с Балахничёвым и ВФЛА были испорчены.
В декабре меня послали в Германию на углублённый тренинг по новому оборудованию и программному обеспечению, две недели я жил в маленьком городке Вальдбронн неподалеку от Карлсруэ. Там находилась фабрика по производству аналитического оборудования фирмы Hewlett-Packard для европейских пользователей, включая Россию. И даже улица называлась Хьюлетт-Паккард-штрассе. Как хорошо было полностью сосредоточиться на изучении новых приборов и методов анализа, не отвлекаясь ни на что, не думая, что бы ещё предпринять, где и как изловчиться, чтобы заработать немного денег, как это было в лаборатории у Семёнова.
Тем временем в России началась первая чеченская война.
7.2 Чемпионат мира по лёгкой атлетике в Гётеборге. — Смерть Донике
Следующий, 1995 год был спокойным, продажи приборов шли по плану, мы проводили выставки, семинары и встречи с клиентами по всем городам и весям. Моей территорией, где я должен был увеличивать объёмы продаж, были Санкт-Петербург и Поволжье: Нижний Новгород, Казань, Волгоград, Самара, Саратов, Астрахань, — и я любил эти города. Для развития бизнеса необходимо было в каждом крупном городе иметь дилера, консультанта или представителя, с ними необходимо постоянно работать и обмениваться информацией. В нашем московском офисе заработала электронная почта для переписки с «вениками» — так мы звали наше руководство, сидевшее в Вене, — и появился интернет, чтобы в конце рабочего дня можно было почитать Runners World Daily — ежедневные беговые новости со всего мира.
Пятый чемпионат мира IAAF по лёгкой атлетике в Гётеборге для российской сборной был провальным, порадовало лишь то, что никто не попался на допинговом контроле. Была завоевана всего одна золотая медаль в ходьбе на 10 км у женщин, в самом маргинальном и технически невыполнимом виде лёгкой атлетики — при замедленной съёмке видно, что у всех ходоков имеется фаза полёта. Победила юниорка Ирина Станкина из Саранска, тренировавшаяся у Виктора Чёгина, которому суждено будет стать самым великим и ужасным тренером в истории российского спорта, нашей версией допингового террориста, китайского тренера Ма Цзюньжэня, подготовившего целую «армию Ма» невероятных бегуний.
Внезапно 22 августа мне позвонил Виктор Уралец и сказал, что Манфред Донике скончался в самолёте во время перелёта в Йоханнесбург, в Южную Африку! Уралец очень сожалел, что не сможет приехать на похороны, у него не было германской визы. Неожиданная смерть Донике стала для меня шоком. Он столько всего для меня сделал, всегда меня поддерживал и добродушно терпел наши с Сергеем проделки и фокусы. Он так в меня верил, а я предал лабораторию ради лучшей жизни, продался за хорошую зарплату, новый компьютер и машину. Мне выдали новый маленький компьютер (лэптоп) Toshiba с восемью мегабайтами оперативной памяти и 120 мегабайтами на жёстком диске, такого в 1995 году в России ни у кого не было, он стоил 8500 долларов. Я получил вазовскую вишнёвую реэкспортную «семёрку», мордочка мерседесиком, не новую, но в отличном состоянии и с желтыми номерами представительства иностранной фирмы. У Виталия Семёнова на такие вещи за пять лет не заработаешь.
После смерти Донике новым директором кёльнской лаборатории стал доктор Вильгельм Шанцер. В начале октября мне позвонил Семёнов и спросил, могу ли я поехать с ним на пару дней в Кёльн на контрольный анализ проб наших тяжелоатлетов. У Федерации тяжёлой атлетики России (ФТАР) снова проблемы, сильные ребята попались на метандростенолоне, и они оплачивают нашу поездку. С работы меня отпустили, и мы втроём полетели в Кёльн — третьим был Николай Николаевич Пархоменко, президент ФТАР и вице-президент IWF — Международной федерации тяжёлой атлетики. Пархоменко я знал ещё со времен Сеула и нашего лайнера.
Попались два наших тяжелоатлета, однако за одним из них стоял богатый спортклуб, готовый дать взятку в 30 тысяч марок или долларов, уже не помню точно, если его проба Б не подтвердится, то есть окажется чистой. Ни Семёнов, ни Пархоменко по-английски не говорили и попросили меня переговорить с сотрудниками лаборатории, предложить им деньги, но я отказался — это абсолютно невозможно, всех ребят в Кёльне я знаю давно, и никто на это не пойдёт. Пархоменко не верил и искренне удивлялся, что за такие деньги нельзя решить такой простой вопрос. Повторный анализ подтвердил положительные результаты в обеих пробах.
В последний день доктор
