Допинг. Запрещенные страницы - Григорий Михайлович Родченков

И снова две недели работы в милом маленьком городке Вальдбронн, снова анализы, анаболические стероиды и новые приборы — я невероятно соскучился по лабораторной обстановке, по химическим запахам и шуму работающих приборов. Пробы анализировали круглосуточно, мы испытывали чувствительность при разных температурах источника ионов и квадрупольного анализатора. В гостинице я ставил будильник на самое жестокое время, на три часа утра, чтобы посмотреть прямую трансляцию Олимпийских игр из Атланты, особенно финалы по лёгкой атлетике. Тогда в Атланте вспыхнул скандал с бромантаном, его нашли в пробах российских спортсменов — и бромантан немедленно объявили допингом. Нескольких спортсменов дисквалифицировали, но российская делегация сразу подала протест в арбитражный суд, который на время проведения Олимпийских игр переезжает из Лозанны туда, где проходят Игры, чтобы быстро решать все тяжбы. Суд снял дисквалификацию российских спортсменов, но неприятный осадок остался.

Интересно, что в Атланте руководители российской делегации решили, что в скандале виноват врач сборной команды по лёгкой атлетике Григорий Петрович Воробьёв — будто именно он «сдал» бромантан, то есть передал таблетки бромантана иностранцам, открыл нашу тайну и всех нас предал. Воробьёву это стоило карьеры; как всегда, нашли «стрелочника» и примерно наказали. После этого бизнес-нишу главного допингового врача сборной по лёгкой атлетике занял Сергей Николаевич Португалов и оставался на этой должности следующие двадцать лет.

На самом деле бромантан «сдал» я. Точнее сказать, я забил последний гвоздь в крышку гроба этой уникальной дряни, от которой столько лет страдали приборы и специалисты из антидопинговых лабораторий всего мира. За несколько месяцев до Олимпийских игр в Атланте мне позвонила Кристиан Айотт, директор монреальской лаборатории, и попросила прислать материалы по бромантану, спектры и хроматограммы — они с лабораторных времён хранились в моих бумагах. Кристиан тогда раздобыла таблетки российского производства и занялась ими, но не была уверена, действительно ли это «русский бромантан», а не его изомер или производное. Она лично принимала таблетки и жаловалась, что много месяцев не могла от него избавиться, он действительно «хвостит» в моче очень долго. Я по факсу переслал ей наши данные и забыл об этом.

В итоге в Атланте российская сборная легко отделалась, отбившись от бромантана, что можно считать большим достижением — всё могло быть гораздо хуже. Была всего одна положительная проба, снова станозолол, его нашли у бегуньи с барьерами Натальи Шеходановой, её готовил Португалов. За лабораторный допинговый контроль отвечал Дон Кетлин, он со своим коллективом работал в Атланте, к ним подключили специалистов из Кёльна для работы на хромассах высокого разрешения для определения следовых количеств анаболических стероидов. Доктор Стив Хорнинг, классный специалист, нашёл четыре положительные пробы — это был тот самый долгоживущий метаболит метандростенолона, на определении которого так прославился Кёльн. Но тут случилось непредвиденное. Доктор Патрик Шамаш, новоиспечённый медицинский и научный директор МОК (раньше про такую должность никто не слышал), решил, что найденный метаболит, 17-эпиметиндиол, «недостаточно хорошо охарактеризован и документирован» с точки зрения доказательной базы, и постановил не объявлять положительные пробы с метандростенолоном. Доктор Патрик Шамаш отвечал за медицину и допинговый контроль во время проведения Олимпийских зимних игр в Альбервиле в 1992 году. На следующий год принц Александр де Мерод, постепенно отходивший от ежедневных дел и забот из-за ухудшения здоровья, назначил его медицинским и научным директором МОК, после чего карьера Патрика стремительно пошла в гору.

Дона Кетлина это разозлило и расстроило на всю жизнь. Мало того, что во время Олимпийских игр в Лос-Анджелесе в 1984 году пропали сопроводительные документы и 9 или 10 положительных проб не были объявлены, так теперь и в Атланте снова происходит неразбериха. Шесть положительных проб с бромантаном отменили, русские в суде от него отбились, а тут ещё Патрик Шамаш наложил вето на положительные пробы с метандростенолоном.

Кетлину постоянно не везло с Олимпийскими играми.

7.4 Совещание в Лозанне и претензии к Семёнову. — Убийство Сыча. — Закрытие московского офиса Hewlett-Packard

Новый, 1997 год принёс серьёзные проблемы. Я почувствовал, что старею — из-за постоянного сидения за компьютером, езды по пробкам на автомобиле в ногах стал появляться неприятный застой; даже немного побегав, я не ощущал восстановления в течение нескольких дней. Мышцы ног восстанавливаются, когда встряхиваются при ходьбе или беге трусцой, сидячее положение для них не подходит. Настоящий бегун либо бежит, либо лежит и отдыхает. И почему-то правая нога у меня стала слабее левой — раньше я на бегу свободно прыгал через лужи и канавы с любой ноги, а теперь мог только с левой. И веса я набрал килограммов пять, трусы для бега стали внатяжку, и джинсы прежнего размера перестали налезать.

Вновь, после трёхлетнего перерыва, я приехал в Кёльн как представитель крупной фирмы, в отличном костюме и на новой прокатной машине, рассказал про новые возможности хромато-масс-спектрометра. Ежегодный семинар, теперь можно считать симпозиум, получил имя в честь Манфреда Донике, и был учрежден Приз Донике за лучшую научную работу в области допингового контроля. Семёнова и Болотова (они приехали позже) я встретил на машине в аэропорту в Дюссельдорфе и привёз в гостиницу — ведь они мои клиенты, вот-вот должны купить два новых прибора. Как раз тогда в Кёльне, во время симпозиума, Петер Хеммерсбах, директор лаборатории в Осло, нашёл бромантан на чемпионате мира по лыжным гонкам в Норвегии, в Тронхейме. Оказалось, что попалась наша шестикратная олимпийская чемпионка Любовь Егорова. Порой диву даёшься, как так можно — ведь совсем недавно еле-еле отбились от бромантана в Атланте, и вот на́ тебе снова! На этот раз уже всё, настоящая дисквалификация: Егорова выиграла пятикилометровую гонку — и вернула золотую медаль. Отбыв дисквалификацию, она вернулась в большой спорт, но новых успехов уже не добилась.

В апреле принц Александр де Мерод пригласил всех директоров лабораторий на совещание в Лозанну. Какой удивительный контраст по сравнению с совещанием в Риме, где мы вдвоём с Семёновым ютились в конуре, — теперь у каждого был свой номер в Гранд-Палас-отеле, где проживают члены МОК. Это была роскошная пятизвёздочная гостиница с видом на Женевское озеро и невероятно вкусными завтраками, с утра от одного запаха еды у меня кружилась голова и ощущался невероятный голод. Во время совещания я старательно переводил Семёнову всё, что обсуждалось, а также возникавшие к нему вопросы. Атмосфера стала постепенно накаляться, претензии к Семёнову накопились серьёзные: почему он, будучи опытным борцом с допингом и директором лаборатории с многолетним стажем, вовремя не оповестил медицинскую комиссию МОК о применении и распространении