Георгиевские чтения. Сборник трудов по военной истории Отечества - Коллектив авторов

Для поддержания переписки было необходимо не только время, место, душевное состояние, настроение, но и самое элементарное – наличие бумаги, конверта или открытки, которые взять часто было негде, если запас отсутствовал. Дмитрий Поляк сообщал своим родителям в Москву: «Осталось два листа бумаги, а на почте можно достать лишь марки <…> прошу в каждом письме присылать конверт или открытку»[890]. Нисанель Левит сравнивал необходимость получения писем из дома с потребностью в хлебе. Он сетовал на то, что хотя времени в обрез, но если достать бумагу и конверт, то будет писать «столько, сколько успеет»[891].

Когда же обстановка позволяла, то открытки уже не удовлетворяли. Миша Гратволь уговаривал Марию Ерехимсон, которая ему очень нравилась, писать большие закрытые письма, а открытки – когда некогда написать письма[892]. Однако ни открытки, ни письма не были способны выразить чувства, которые переполняли сердца и мысли молодых людей, по доброй воле покинувших родной кров, чтобы защитить свое будущее. Соломон Канцедикас в письме к жене, недавно подарившей ему сына, писал: «Когда садишься к столу, перед тобой кусок серой бумаги, еще раз убеждаешься, что этого не передать пером. И тогда жалеешь, что ты не композитор, ведь только великие композиторы прошлого умели передать это великое чувство»[893].

Послать в конверте

Конверт предназначался не только для того, чтобы скрыть от чужих глаз содержание письма. В конверт можно было положить несколько открыток, адресованных персонально каждому члену семьи, или художественную карточку, чтобы никто не покусился на нее в пути. Красивая открытка считалась особым знаком внимания. Наконец, в конверте можно было переслать фото, продовольственный аттестат, благодарственное письмо от командования, удостоверение о награждении орденом или медалью и даже необходимые в быту мелочи – иголку, лезвие для бритвы и спички. Или это мог быть платочек, салфетка, засушенный цветок как знак любви или симпатии, намек на то, что было и будет. Евгений Верещагин на призывном пункте 24 июня 1941 г. писал любимой девушке, что взял с собой ее фотографии и платок: «Он еще пахнет! Надеюсь, он будет пахнуть, пока я буду жив, – вся моя радость, все счастье, все надежды. Больше – ничего, непроницаемость конверта – штука сомнительная»[894].

Менаше Ваил сообщал жене Белле, что в каждое письмо вложил по открытке с ответом Басе, Фане, Симе, Мише, Циле и Олюське, и никто не имеет оснований обижаться[895]. Наум Гузиков жене Асе уточнял, что в одном из его писем было два засушенных цветка: «Да и я люблю цветы. Будет время, когда мы снова будем вместе и снова у нас в квартире будут цветы»[896]. Рая Клейман вложила в конверт «Жаночкино письмо», прядь волос и контуры руки их годовалой дочери для своего мужа Марка[897].

Нередко в переписке можно было встретить просьбы военнослужащих послать им из дома необходимые мелочи, без которых трудно было обойтись. Это могли быть средства для бритья, письменные принадлежности, иголки для шитья и др. Такие просьбы были настолько понятны, что выполнялись домашними при первой возможности и требовали подтверждения в обратных письмах с фронта. Юлий Аронсон – своей жене Элле Казимировской 26 июля 1943 г.: «Получил все, что вы мне посылали: 6 писем и 3 иголки (больше не надо), нитки один раз немножко, папиросную бумагу несколько раз», а 30 ноября 1943 г. он просил прислать аскорбиновую кислоту с пометкой “витамин С”»[898]. Юрий Марголин благодарил Розу, что она не забыла прислать свояку два камушка к зажигалке[899].

Владимир Розинский просил у жены Лизочки химический карандаш и добавлял, что конверт нужно только сделать больше – «ребята наши уже так получали»[900]. Дмитрий Поляк писал родителям, что в каждом письме ему хотелось бы получать по открытке и лезвию для бритвы, добавляя, что лезвия пересылать можно[901].

Это была своего рода народная инициатива, на которую почтовые работники смотрели сквозь пальцы. При этом не существовало никакой гарантии того, что эти «незаконные» вложения, не оговоренные почтовыми правилами, дойдут до адресата. Менаше Ваил огорчался, что карандаш, который вместе с рисунком его дочка вложила в конверт в виде подарка, вытащили[902]. Яков Гутман в письме к родителям сообщал, что табак в конверте не дошел, и советовал больше этого не делать[903].

Но такие попытки продолжались. Илья Шац учил, что нужно приготовить заказную бандероль со свежими газетами «Правда», «Известия» или «Вечерняя Москва», несколько журналов «Огонек», а внутрь бандероли незаметно вложить два чернильных карандаша, пару перьев, копировальные листы, чистую бумагу для писем и конвертов и иголки. Иголки и перья можно приколоть к бумаге[904].

Когда появлялась возможность, солдаты и офицеры с фронта, в свою очередь, высылали «дефициты» своим родным в эвакуацию. 29 октября 1942 г. Менаше Ваил сообщал жене Бэле, что в предыдущем письме он вложил грифель для чернил, а через несколько дней – два пера, которые тоже он с большим трудом раздобыл[905]. Вера Куфаева 23 марта 1943 г. в письме родителям пересылала гребеночку и иголку[906]. Михаил Давидович Надельштейн направил отцу в Москву коробку спичек и интересовался, дошли ли они.[907]

Самодельные конверты

Самобытным явлением почтовой переписки военных лет стали самодельные конверты. Это было выражением несогласия с навязанными государством правилами, по которым вся почта в любом случае досматривалась, перед тем как попадала к адресату. Эти письма, конечно, тоже читала цензура, но конверт предохранял их содержимое от случайного глаза сослуживца, экспедитора, почтальона, любого постороннего человека. Люди хотели хотя бы минимально не выставлять свои мысли и чувства на всеобщее обозрение.

Изготовить конверт в домашних условиях было нетрудно. Для этого нужны были только бумага, карандаш и ножницы, когда своеобразная выкройка была готова, по ней складывали конверт. Конверты изготавливали из любой бумаги, которая находилась под рукой. Главная трудность заключалась в том, чтобы раздобыть клей для нанесения по краям. Сергей Дрейзин объяснял родителям в Москве, что не мог отослать писем полторы недели из-за неимения клея[908]. По свидетельству Николая Лобана, самодельные конверты он и его товарищи заклеивали с помощью почтовых марок[909].

Иногда воспитатели детских домов и школ привлекали воспитанников к изготовлению конвертов. По свидетельству Наталии Суслович, которая в