Георгиевские чтения. Сборник трудов по военной истории Отечества - Коллектив авторов
Самыми трогательными были конверты из газеты. В ход шли даже дореволюционные газеты как менее востребованные. Адрес на таком конверте писали обязательно чернилами или химическим карандашом, наклеивали марку и опускали в почтовый ящик. Письмо в самодельном конверте исправно находило адресата. По штемпелям видно, что оно действительно прошло почту, а не было передано с оказией.
Самодельные конверты дополняли почтовые открытки, изготовленные в домашних условиях. Из светлого картона вырезали прямоугольник по размеру почтовой карточки 14,8 х 10,5 см. Потом на ней писали слова КУДА, КОМУ и ОТ КОГО, надписывали адрес и клеили марку. «Домашняя» карточка принималась на почте на общих основаниях. Подобным образом поступали, когда в свободной продаже почтовые открытки нельзя было купить. Посылались они в открытом виде, в чем можно убедиться по почтовым штемпелям и отметкам военной цензуры.
Самодельные конверты и почтовые карточки изготавливались порой как вид особого расположения, проявления внимания и симпатии к близкому человеку на фронте. Такой жест всегда оценивался по достоинству, был желанным и отмечался в переписке. Конверты, изготовленные подручными средствами, после того как они выполняли свою роль, не хранили, поскольку все имущество солдата умещалось в одном вещмешке. Этим они тоже ничем не отличалась от фабричных и поэтому сохранились лишь в редких случаях.
Треугольники
Письма-треугольники, которыми полны рассказы, книги и воспоминания участников Великой Отечественной войны, до сих пор остаются предметом ностальгии в России и стран постсоветского пространства. При этом никто не задумывается, какую подлинную роль сыграл этот вид почтовых отправлений, который превратился в символ фронтового письма. Их не знала ни одна воевавшая страна в мире, включая Российскую империю и советские республики, образованные в 1918 г. Треугольники возникли с началом войны с Германией и исчезли вскоре после ее окончания. До сих пор утверждается, что с началом войны хронический дефицит конвертов привел к названному «народному изобретению», тогда как существовали и другие причины.
Как сложить письмо-треугольник, знал даже новичок в военном деле. Для этого прямоугольный лист бумаги по диагонали складывался справа налево, а потом пополам – слева направо. Внизу всегда оставалась узкая полоска, служившая своеобразным клапаном, который заправлялся внутрь треугольника с предварительно загнутыми углами. На лицевой стороне писали адреса, а тыльную оставляли чистой. Такие письма не требовали марок и их не заклеивали. При необходимости в ход шли бланки из бухгалтерии, колхозной отчетности, «амбарной» книги, обоев, контурных карт, разрезанных на части плакатов, лицевых страниц книг и брошюр и даже приказы к празднику от имени Верховного главнокомандующего, а также любая печатная продукция. В этом отношении фантазия не была ограничена. Однако это была всего лишь вынужденная мера, чем вскоре государство воспользовалось.
При отсутствии конверта это оставалось единственным приемлемым решением. Дмитрий Поляк писал своим родителям из Гороховецких запасных лагерей в Москву, что, поскольку у него нет ни конвертов, ни открыток, он будет регулярно писать на самодельных письмах, и поясняет: «Знаете, треугольные такие – все-таки лучше, чем ничего»[911]. Наум Бейлин сообщал жене Гите, что его письмо придет треугольником, и просил не очень сердиться: «Дорогая, лучше без задержки отослать ненавистный тебе треугольник, чем безнадежно искать клея для изготовления конверта»[912].
Сами фронтовики, их родные и друзья воспринимали треугольники как вынужденную меру. Они жаловались, что достать конверты негде. Некоторые участники переписки (особенно женщины в тылу) не скрывали раздражения, называя треугольники «ненавистными». Руководство страны в течение всех четырех лет войны игнорировало потребность фронтовиков в конвертах, делая вид, что этот вопрос не заслуживает внимания и затрат. Единственным новшеством стала почтовая бумага, на лицевой стороне которой был напечатан знак почтовой оплаты (в виде почтовой марки). Площадь письма увеличивалась в два раза по сравнению с почтовой карточкой. Военнослужащие снова были ограничены в размерах написания текста письма, но только более изощренно. Такая форма письма скоро получила у фронтовиков прозвище «секретка»[913], что не могло восприниматься иначе, как с иронией.
Израиль Перлов всегда просил свою жену Суламифь писать закрытые письма: «Открытки можешь писать только в тех случаях, когда уже отправила подробные письма». Через полгода он признает, что сам вынужден перейти к «треугольникам». И делал вывод: «Пиши, на чем и как можешь, только пиши»[914]. Наум Кунин сообщал Гене Кобриной: «Хотел треугольником отправить, но мой солдат говорит мне, у меня для вашей любимой есть конверт»[915].
Фронтовики и их семьи в тылу вынуждены были мириться с таким положением, видя, что исправить его нельзя. Израиль Перлов писал жене Суламифь, что, приехав из командировки в свою воинскую часть, он застал пять ее «треугольников», один из которых был сооружен его трехлетней дочерью Лерочкой, что доставило отцу много радости[916]. Ковка Мац признавал, что знакомые треугольники из дома вызывали у него чувство безграничной радости, приятные воспоминания и вселяли надежду и уверенность в будущем[917].
Треугольные письма отсутствовали в армиях других стран, поскольку только в Советском Союзе в годы войны существовала всеобщая и обязательная цензура военно-полевой почты (в остальных – только выборочная). Ни одно письмо из действующей армии в тыл и обратно не могло попасть в руки адресата, минуя цензуру, если это не была оказия (из рук в руки через знакомых, сослуживцев, родных и других доверенных лиц). «Треугольники» были очень удобными для властей по ряду причин. Во-первых, они состояли, как правило, только из одного листа и исключали многостраничное письмо (складывать в треугольник несколько листов неудобно). Следовательно, проверять такое письмо проще. Это отражалось на нагрузке при транспортировке, хранении, проверке почты и количестве почтовых отправлений в сутки. Общий принятый ритм работы нарушался, когда письма занимали больше одной страницы. Во-вторых, треугольные письма не требовалось аккуратно расклеивать и склеивать, что тоже занимало время, поэтому это было очень удобно для проверяющих. В-третьих, в «треугольник» нельзя было ничего положить. В-четвертых, письмо до и после цензора мог развернуть и прочитать любой посторонний человек, проявивший любопытство: почтальон,
