Москва дипломатическая. Танцы, теннис, политика, бридж, интимные приемы, «пиджаки» против «фраков», дипломатическая контркультура… - Оксана Юрьевна Захарова

Таким образом, в 1943 и 1944 годах на сцене Королевского Альберт-холла выступали одни из лучших представителей британской культуры, в том числе Арнольд Бакс (1883–1953), творчество которого в определенный период находилось под заметным влиянием украинской и русской музыкальных культур.

В 1890-х годах композитор посещал консерваторию Хэмпстеда, а в 1900 году перешел в музыкальную академию, где оставался до 1905 года.

Музыка Вагнера была главным источником вдохновения Бакса в этот период. Несмотря на потрясающую клавишную технику, он не захотел делать карьеру солиста. Частные средства давали возможность Баксу быть независимым. «Таймс» считает, что «независимость и нежелание Бакса прислушиваться к своим учителям в конечном итоге повредили его искусству, потому что он не развил дисциплину, чтобы выразить свое воображение с наибольшим эффектом»[241].

Покинув академию, Бакс посетил Дрезден, где впервые услышал музыку Малера, которую нашел «эксцентричной, многословной, бестолковой и все же всегда интересной»[242]. В 1902 году Бакс посещает западное побережье Ирландии. В 1902 году на концерте академии была исполнена его первая песня на ирландском диалекте «The Grand Match».

В 1943 году в своих мемуарах композитор писал: «Я очень много работал над ирландским языком и погрузился в его историю и саги, народные сказки <…>. Под этим господством мой музыкальный стиль укрепился <…>. Я начал писать по-ирландски, используя фигуры и мелодии определенно кельтской формы»[243].

В 1910 году Бакс отправился в Российскую империю вслед за Натальей Скаржинской, молодой украинкой, которую он встретил в Лондоне. С романтической точки зрения путешествие было неудачным, но в Петербурге композитор полюбил балет, «впитал в себя русские и украинские музыкальные влияния», которые стали основой для создания Первой скрипичной сонаты для фортепиано, фортепианных пьес «Майская ночь на Украине» и «Гопак», а также Первой скрипичной сонаты, посвященной Скаржинской.

До Первой мировой войны славянская музыка оказывала на Бакса заметное влияние, но и в послевоенных произведениях композитор использовал материал незавершенного балета «Тамара» — «Русской сказки в действии и танце»[244].

По возвращении на родину Бакс становится известным в литературных кругах под псевдонимом Дермот О’Бирн. В отдельных сочинениях О’Бирна правительственная цензура усматривала сочувствие ирландскому республиканскому делу и запретила их публикацию.

В 30-х годах Бакс написал последние четыре из семи своих симфоний, а также увертюру к комедии в стиле Пикаре (1930), сонет (1930), Концерт для виолончели (1932), Струнный квинтет (1933), Октет для валторны, фортепиано и струнных (1934), Третий струнный квартет (1936). В 1938 году композитор создал Скрипичный концерт, премьера которого состоялась в 1942 году в исполнении Эды Керси с Симфоническим оркестром ВВС.

За год до премьеры Бакс был назначен мастером королевской музыки. Композитор не был фигурой истеблишмента. По мнению «Таймс», это назначение было неудачным[245]. Тем не менее Бакс написал несколько произведений для королевских мероприятий, включая театрально-музыкальное действо в Альберт-холле в 1943 году и концерт 1944 года (в 1953 году композитор написал Коронационный марш).

Следует отметить, что примерно за двадцать три года до описываемых событий, 7 июля 1920 года, в Королевском Альберт-холле состоялся благотворительный бал в помощь Красного Креста России в Великобритании.

Ведущим бала (Performance Host) был князь Феликс Юсупов, который накануне представления «подарил бриллиантовое кольцо-солитер стоимостью 2000 фунтов стерлингов в качестве одного из призов, которые будут вручены на <…> бале <…> в помощь британским и российским беженцам»[246].

По просьбе князя Юсупова зал оформлял архитектор А. Белобородов. Художнику удалось превратить Альберт-холл в сказочный сад. Ложи были декорированы синими тканями, скрепленными гирляндами чайных роз. Сцену обрамляла арка из роз и каскады синих гортензий. Канделябры, украшенные букетами роз и увенчанные голубыми страусовыми перьями, создавали эффект лунного сияния. Высокие статуи в окружении деревьев завершали декорацию[247].

В начале бала мадам Талия исполнила государственный гимн «Боже, храни короля».

Ровно в полночь синей птицей слетела с позолоченной крыши пагоды, установленной в центре зала, великая Анна Павлова, каждое выступление которой сопровождалось овацией. Последний номер программы — менуэт, костюмы которого выполнил Бакст, — довел публику до экстаза.

После того как артистам удалось покинуть зал, бал возобновился. Последние танцоры разошлись на заре.

На следующий день «Таймс» отмечала присутствие на балу их высочеств, принцесс королевской крови — принцессы Беатрис, принцессы Мод и принцессы Марии-Луизы.

В представлении участвовало 3 тысячи танцоров, каждый владелец билета имел возможность выиграть «танец со звездой». Вечером вручались ювелирные призы[248].

Этот бал, вошедший в историю как «Синий бал» Феликса Юсупова, продолжил традиции так называемых цветных балов Петербурга, в конце XIX века некоторые из них — «Изумрудный бал» и «Черный бал» — вошли в историю европейской бальной церемониальной культуры[249].

Специфика сценического действа позволяет говорить о своеобразном послании Серебряного века последующим поколениям. Оформление зала выполнено в стиле художников объединения «Мир искусства» и «Голубая роза». Это не советское площадное искусство, которое присутствовало в сценическом решении представления 1943 года, в котором советские граждане не принимали участия, но которое, по мнению «Таймс», не могло оставить равнодушным И. Майского[250].

В своих воспоминаниях советский дипломат весьма сдержанно сообщает об этом событии. О программе представления и своих впечатлениях он не пишет, но при этом отмечает, что на вечере было более 10 тысяч человек, звучали речи, поздравления, музыкальные произведения. Сталин прислал торжественную телеграмму.

В то же время Майский отмечает в мемуарах и другой эффект от Сталинградской битвы.

Так, его супруга в начале февраля была приглашена на великосветский «дамский чай», где присутствовали только жены английских и союзных министров, иностранных послов, видные общественные деятельницы.

Вернувшись с «Chicken Party» («встреча куриц» — шутливое название завтраков и обедов, в которых принимают участие только женщины), супруга посла рассказала, что сначала говорили о Сталинграде, но главная тема встречи — где лучше всего отдыхать и развлекаться после окончания войны. В ходе дискуссии сошлись на том, что отдых в Европе будет малоприятен. Лучше ехать в районы мира, которые меньше затронуты войной, а именно — страны Латинской Америки.

Эта и другая информация, поступившая в эти дни к советскому послу, заставили его сделать вывод, что «Англия и США второго фронта во Франции к весне не создадут»[251]. Майский не ошибся в своих предположениях. Дамская вечеринка оказалась более информативной, чем официальное представление в Королевском Альберт-холле.

В 1943 и 1944 годах Британия продемонстрировала миру свои лучшие современные достижения в области театрального и