Казачонок 1860. Том 1 - Петр Алмазный
— Схожу. Прямо сейчас и схожу, дед. Ты знаешь, сколько денег да товаров у нас с собой было? А то ведь батька сам с деньгами всем крутил, я только на подхвате.
— Не, Гришка, не ведаю. Надо через атамана выяснять.
Выходило, как ни крути, теперь я еще, твою дивизию, должник почти перед всей станицей. Гришка с батей, когда на ярмарку поехали, набрали с собой товару да заказов на закупки. И то, что убили батю, конечно, худо, но люди-то без денег остались, да без припасов. Ладно, надо к атаману идти решил я, укладывая деда на лежанку.
Двор атамана стоял ближе к центру станицы, неподалеку от деревянной церкви и колодца, у которого по утрам собирались женщины с ведрами. Издали его можно было узнать по широкой калитке, обитой полосами железа, и аккуратно подрезанным кустам терна вдоль забора. Ворота — настежь: у атамана народ бывал, считай, с утра до вечера.
Ступая через двор, заметил двух казаков у коновязи — сидели на чурбаках, чинили сбрую, лениво переговаривались. Я поздоровался и пошел дальше.
Из сеней пахнуло свежей смолой и махоркой. Внутри прохладно, глинобитный пол утрамбован, под стеной лавка, на стене — сабля и пара пистолетов. В красном углу — выцветшая икона с лампадой. Входя в хату, я перекрестился на образа.
Сам атаман сидел за широким столом у окна. На нем была серая черкеска. Лицо обветренное, на голове — копна черных, как смоль, волос с начинающейся проседью и густые усы. Глаза немного прищуренные, словно он по привычке щурится от солнца.
— Здрав будь, Гаврила Трофимыч! — сказал я, входя.
— И ты здрав будь, вьюнош! Проходи, Гриша, рассказывай. Видишь, что у нас тут творится — беда, почитай, в каждом дворе. И про твою матушку с сестренками знаю… соболезнования прими.
Я лишь кивнул в ответ, садясь на лавку. Хозяйка поставила передо мной глиняную кружку с прохладным квасом, что, видать, в леднике хранился.
— Гаврила Трофимыч, батю убили, — сказал я и опустил голову.
— Как же так случилось? — вздохнул станичный атаман.
Ну я и рассказал ему все: и про нападение, когда мы ось чинили, и как батю похоронил, и что был у станичного атамана Горячеводской. Как тот все описал да отправил донесение в штаб в Ставрополь наказному атаману Кавказского линейного казачьего войска, Рудзевичу Николаю Александровичу.
Гаврила Трофимыч тяжело вздохнул, сделал большой глоток кваса, вытер свои шикарные усы рукавом и на минуту замолчал. Я ждал, что он скажет.
— Да… Беда, видать, одна не ходит. И ты теперь сиротой при раненом старом деде остался. Да и сколько потерь для станичников… К ярмарке-то целый год готовились. Вы должны были припасы привезти. А теперь, и не знаю, как быть.
— Гаврила Трофимыч, может, списки какие есть — у кого что мы брали? Я хоть знать буду, кому сколько должен, да, глядишь, потихоньку рассчитаюсь. Дело серьезное. Как я в глаза казакам смотреть буду? Надо долги возвращать.
Атаман после этих слов только крякнул — видно было, не ждал такого от подростка.
— Ну дык… даже не знаю. Давай я попрошу список составить, а как сладится — уже решать будем.
— Добре, Гаврила Трофимыч! — кивнул я. — Тут еще дело такое: хату восстанавливать надо. Да сами с дедом не справимся. Может, подскажешь, кого нанять можно? Денег немного на оплату есть.
— Спроси у Трофима — он всех знает.
— Ладно, схожу. Будь здоров, атаман, — поклонился я и направился к выходу.
— Ступай, сынок, ступай.
Я отправился к соседям. Трофим как раз во дворе дрова колол. Увидев меня, остановился, вытер пот со лба.
— Бог в помощь!
— Гриша, и ты здрав будь! Как Игнат Ерофеич?
— Держится, благодарствую. Слушай, Трофим, помощь нужна. Хату разбирать надо, просушить да до осени поправить. Можешь с Пронькой помочь? И еще кого нанять подскажешь?
— За плату? — сразу спросил Трофим.
— За плату. По двадцать пять копеек в день на работника смогу дать, и обед с нас.
Трофим подумал, кивнул:
— Ладно. Сидора позову — он сильный, таскать может. Еще Мирона-плотника спросим, он, думаю, с крышей поможет.
— Добро, Трофим, завтра тогда жду с утра.
Вернувшись к деду, рассказал о договоренностях.
— Молодец, — хрипло одобрил старик. — Деньги… найдешь?
— Да, дедушка, с трофеев еще осталось, — ответил я. — Хватит, глядишь, на первое время, а там поглядим.
Дед хмуро кивнул, потом неожиданно хлопнул меня по плечу.
— Эх, Гриня… наша кровь, прохоровская, — глаза его блеснули, и он, кряхтя, рассмеялся.
* * *
На следующее утро работа закипела. И правда, с Трофимом пришел его сын Пронька, огромный детина Сидор и плотник Мирон. Я озадачил Алену кашеварить на эту бригаду работников, а сам решил пробежаться в горы — глядишь, какую дичь добыть удастся. А то с мясом худо сейчас.
Станичники и без меня справлялись, да и дед недалеко — если что спросить надо, всегда под рукой. Пока работники принимались за дело, я готовился к охоте. Проверил ружье, порох, пули. Собрал в рюкзак припасов на день. На крайний случай в сундуке у меня еще кое-что имелось.
— До предгорий дойду, на ручей. Глядишь, подсвинка подкараулю, — сказал деду. — К ночи, думаю, обернусь.
— Смотри в оба, — бросил старик, наблюдая за работой.
Я вышел за околицу и направился по тропе. От станицы предстояло отойти верст на пять. Солнце уже начинало подниматься, но утренняя прохлада еще держалась. Шел осторожно, прислушиваясь к каждому шороху. В голове крутились мысли о хозяйстве, о деде, о том, как быть с Жирновским. И еще о двух телах Прохора и Еремея, что лежали в сундуке. Так ведь от них я и не избавился.
Ну а где мне, прикажете, их было вывалить? На тракте? Там, небось, казачьи разъезды все уже прошерстили. А так — пропал Максим, ну и хрен с ним. Глядишь, будут на горцев грешить или еще на кого. Мне, если честно, на этих уродов глубоко по барабану.
Ветер доносил запахи трав и влажной земли. Я прошел уже больше трех верст, когда справа впереди хрустнула ветка. Я замер, прижался к стволу дуба. Из кустов вышла косуля — молодая, неосторожная. Поднял ружье…
Выстрел грохнул, косуля дернулась и упала. Подойдя, перерезал ей глотку, чтобы стекла кровь.
Где-то за спиной хрустнуло еще — сухая ветка сломалась вовсе не так, как от легкого зверя. Я дернул плечом, инстинктивно уводя корпус в сторону. Почти тут же хлесатнул выстрел, пуля взвизгнула и врезалась в ствол рядом. Меня осыпало песком и трухой.